Любовь Орлова - Нонна Голикова Страница 41

В тот момент дачу занимали французы. Они снимали её в девяностых и первой половине нулевых годов. К памяти бывших хозяев французы относились с почтением и в доме почти ничего не меняли. Фотографии Орловой разместили по стенам в красивых рамках, и, когда к ним приходили гости, первый тост за столом всегда провозглашался за Любовь Петровну, а затем гостям устраивали экскурсию по даче.

В следующий раз я оказался на даче Орловой через восемь лет. Григорий Александров-младший решил вернуться из Франции. Поселился он во Внукове, на даче, и однажды мы договорились о встрече.

Изнуряющая жара 2010 года, чудовищный смог. До Внукова по бесконечным пробкам из центра города мы добирались несколько часов. Гриша непрерывно звонил, спрашивал, где мы и скоро ли будем. Ворота на участок были не заперты. Припарковав машину, мы подошли к дому. На террасе лежал Гриша. Сил подняться у него не было. В доме был беспорядок и следы от вчерашней гулянки. Хозяин позволил нам самим осмотреть дом. Дом был построен 70 лет назад, но продолжал производить впечатление. Несмотря на то что я вошёл сюда впервые, у меня было такое чувство, что многое мне здесь знакомо: я уже прочитал к этому времени книгу Нонны Голиковой и был поражён точностью её описания. Красный кирпич, белые оконные рамы с мелким переплётом, массивные столбы, подпирающие террасу, и знаменитые ситцевые шторы… Внутри белые стены и дубовые потолочные балки. Это была первая постройка в подобном стиле в СССР в 1930-х годах. Особо обратило на себя внимание отсутствие острых углов. Мы ходили по дому, пользуясь разрешением хозяина, фотографировались, разглядывали всё с неподдельным интересом. Большая гостиная с камином, знакомым по фотографиям. Вот только парусника на нём уже не было, он развалился, когда его попытались переставить на другое место. Уцелели кованые детали: каминные принадлежности, подсвечники в виде перевёрнутых сердечек. В буфете огромный набор фужеров фирмы Мозер, подарок Орловой от президента Чехословакии маршала Свободы, о чём он собственноручно расписался на своей парадной фотографии. В маленькой комнате стояли коробки, в них — письма, документы, фотографии, негативы. Смотрим: вот Орлова с Чарли Чаплином у него дома в Швейцарии, а вот она с Марлен Дитрих. И ещё бесконечное количество писем и открыток, поздравления с праздниками от друзей, чьи имена сейчас — золотой фонд отечественной культуры и науки: Петра Капицы, Игоря Моисеева, Сергея Образцова и многих других. Так что часть архива легендарной кинематографической семьи всё-таки сохранилась! Люстры на потолке тоже помнили своих хозяев.

Гриша нас не сопровождал, он, лёжа на диване, отвечал на наши вопросы. Нам хотелось знать, что принадлежало Любови Петровне, а что появилось на даче уже после её ухода. Но больше всего нас беспокоила мысль о том, как можно в таком доме просто жить, ведь это музей и он должен быть сохранён.

Я решил остаться, чтобы на следующий день поговорить о судьбе дома. Ночевать я поднялся в спальню Орловой. Признаюсь честно, было странное чувство. «Тебе было там уютно?» — спросила меня потом Нонна Юрьевна, которая много жила и бывала в этом доме в детстве и молодости. Нет, уюта там не было, было чувство тревожного напряжения, будто дом ждал решения своей судьбы…

Я всю ночь думал о том, как же сделать так, чтобы здесь был музей, дом должен быть таким, как при жизни хозяев. Ведь сохранены музеи-квартиры многих выдающихся деятелей искусства. Неужели самая легендарная отечественная кинозвезда не заслуживает того, чтобы её дом, который был так любовно создан ею, не стал местом сохранения её памяти? И хотя много воды с тех пор утекло, обстановка комнаты в основном оставалась такой же, какой и была когда-то задумана Орловой. Большая кровать, угловой диванчик, огромное зеркало и туалетный столик, задрапированные ситцем. Ткань эту прибивала своими руками Любовь Петровна. Конечно, за долгие годы материал обветшал. И всё же он был тот самый, купленный Орловой в Лондоне. На белом фоне яркие букеты, переплетённые в причудливый орнамент. Вот только шторы на окнах не сохранились. За зеркалом, в стене, спрятаны полки с папками и альбомами. Перед тем как отправиться спать, я пошёл в ванную комнату. Воды не было. Электричество тоже не работало. Всю ночь я не смыкал глаз. Что делать? Вот дом, многое сохранилось, часть архива цела, мебель и даже посуда остались. Удивительно, но дом Орловой и Александрова продолжал жить. Почти все вещи были на своих местах, как при жизни хозяев. В гостиной на том же месте стоял тяжёлый дубовый стол со скамьями, около камина располагались массивные кресла, в центре — рояль. Что же, думал я, завтра поговорю с Гришей, узнаю, какие у него планы относительно всего этого.

Утром мы долго говорили. Моя идея была проста: сохранить то, что осталось на даче, создав музей. Спрашиваю Гришу: как он отнесётся, если мы объединим усилия и создадим музей на даче? Дом получил бы новую жизнь как арт-объект. При этом музейный статус позволил бы максимально сохранить его в том виде, в каком он был при жизни Любови Петровны и Григория Васильевича. Он что-то отвечал, мысль же проступала одна: ему не хочется заниматься этими хлопотами, но ему нужны деньги. И вообще, жить в этом доме нельзя. «Он меня душит… Старик, давай так, — сказал он, — мне нужны деньги, при этом всё равно, что будет в доме потом — музей или сами жить будете, главное — не ломайте дом, а то она…. — Гриша сделал многозначительную паузу, — …она не простит! Ты же понимаешь, это не просто дом, это земное проявление сущности Орловой». Когда потом я рассказал об этом разговоре Нонне Юрьевне, она сказала: «Подумать только! Люба создавала этот дом для себя и Гриши и не пускает в него никого! В нём семье, которую она не принимала при жизни, было как бы “позволено” жить, только пока в этом нуждался одинокий и беспомощный Григорий Васильевич. Скоропостижно умирает его сын в пятьдесят три года, вдова сына Галина выходит замуж за старика Александрова, но переживает его ненадолго. Внук жил вне дома, а как только в нём поселился, по его же признанию, дом стал его душить! Вот сила духа и присутствия — я имею в виду Любу! Она столько сил и энергии — энергии любви — вложила в создание своего жилища, что без неё здесь ничего невозможно!»

Тема продажи дома всё активнее и активнее обсуждалась Гришей. Руководство музея Бахрушина проявило интерес к покупке дома, но полностью собрать необходимую для этого сумму музею не удалось. В результате речь шла о покупке музеем отдельных предметов в случае продажи дома. Стали появляться потенциальные покупатели. Люди приезжали, осматривали дом, вещи. Соглашались: да, здесь должен быть музей… Но основной интерес у покупателей был в том, чтобы всё-таки приобрести дом для себя, для жизни. А как жить в музее?! Это же невозможно. И только одна потенциальная покупательница очень захотела приобрести дом и восстановить его первозданный вид. По правде сказать, в этом случае речь о музее тоже бы не шла. Деньги для покупки выделял её супруг, состоятельный бизнесмен. Он сразу отнёсся скептически к идее приобретения дачи во Внукове, считая эту сделку коммерчески невыгодной. Тем не менее она уговорила его приехать посмотреть дом. Увидев дом, тот вынес свой вердикт: постройка ветхая, ремонту не подлежит, а главное — он хочет быть в своём доме хозяином, а здесь есть хозяйка, и её присутствие ему мешает!