Тамерлан - Александр Сегень Страница 41

В тот день к вечеру с северо-востока стал дуть ветерок, на который поначалу никто не обратил никакого внимания. Обосновавшись в орде, Тамерлан устроил пир, но не такой перепойный, как предыдущий. Здесь не было обязательных тостов и каждый имел право пить ровно столько, сколько мог и хотел.

Орда обустраивалась, и в течение нескольких дней вокруг царских шатров выросло около двадцати тысяч других. Здесь и впрямь получались улицы и целые кварталы, причем кварталы мясников и банщиков, оружейников и кузнецов, ковалей и седельщиков, всюду каждый занимался своим делом, приноравливая, снаряжая, готовя великую орду к будущему походу. Воинский стан собирался. Все уже давно знали, куда нацелена длинная воля Тамерлана, но говорить об этом было не принято, поскольку сам великий военачальник ее еще не объявил, а ведь он мог вдруг взять и переменить решение – идти не на Китай, а в Европу или снова на Русь, как девять лет назад, когда он не дошел до Машкава ^[75].

Ветерок продолжал дуть и мало-помалу крепчать. Теперь уже о нем говорили, его замечали, ему радовались и им были недовольны. Он колыхал края шатров и знамен, играл с ароматными дымами, пахнущими пловом, бараниной, кониной, трепыхался в гривах коней и в султанчиках шлемов.

Нет, не зря томились четыреста китайцев, прибывших вместе с послами, в большом самаркандском зиндане на Афрасиабе ^[76] около Шахи-Зинды. На Китай пойдет орда, на Китай! Куда ж еще, как не на Китай! Другого направления нет. По пути Чингисхана, которым он некогда пришел в Мавераннахр. Навстречу этому ветерку, который дул оттуда, из улуса Угэдэя ^[77]. Вот и послы угэдэйские прибыли в Самарканд. Тамерлан устроил им особый прием и долго-долго сидел с ними трезвый, расспрашивая, много ли имеется в улусе припасов для того, чтобы прокормить орду его, если вдруг она надумает явиться.

Одеты послы угэдэйские были бедно, меха на кафтанах у них были потертые, сапоги дырявые, но Тамерлан принимал их с огромными почестями, повел в один из лучших своих самаркандских дворцов, примыкающий к гробнице матери биби-ханым, там и совет с ними держал. В подарок привезли угэдэйцы невыделанных куниц и соболей, а также живых белых лисиц и соколов, а получили они от Тамерлана многое множество серебряных денег и всяких других подарков. Просили послы, чтобы Тамерлан дал им в правители одного из внуков Тохтамыша, а Тамерлан сказал им, что своего внука даст, если только помогут они ему совершить его длинную волю и приготовят склады с продовольствием от озера Зайсан до Каракорума.

Великое пиршество устроено было в честь послов угэдэйских, и, пробыв в орде под Самаркандом неделю, они уехали сытые, пьяные, обласканные, одаренные, довольные.

А ветерок все дул и дул с северо-востока, все сильнее и сильнее, и уже не ветерок это был, а ветер, крепкий, упругий, пыльный и холодный.

Однажды, сидя на открытой террасе сада Дилгуш, Тамерлан играл в шахматы со старым сеидом Ласифом аль-Хакком. Игралось ему легко и весело, и, проведя пять партий подряд, он три выиграл, а две свел к ничьей. Ветер шевелил и трепал длинные плетеные кисти, свисающие с навеса, ворошил седые пряди волос сеида и то и дело приносил откуда-нибудь из глубин сада пожелтевший листок.

– Если вы не уберете с этого поля своего забегавшегося коня, то получите мат через три хода, а если уберете, то через четыре, – сказал владыка Самарканда, лениво откидываясь на подушки. И покуда Ласиф аль-Хакк прикидывал, можно ли как-нибудь спасти положение на доске, Тамерлан глубоко вдохнул холодного, свежего ветра и мечтательно произнес: – Дыхание Чингисхана. Дух великого Темучина взывает ко мне.

– Великий шахматист! – промолвил сеид, признавая свое поражение.

– Интересно, играл ли в шахматы Чингисхан? – пробормотал Тамерлан. – Не может быть, чтобы не играл. Все великие полководцы наверняка были отличными шахматистами. Вы доблестно сражались, достопочтенный сеид Ласиф, но я и вас разгромил. Пожалуй, на сегодня хватит шахмат. В последнее время после пяти-шести партий у меня начинает ломить в висках. Раньше такого не было. Пора мне в поход. Только на войне я обогащаюсь новым здоровьем.

– Да благословит Аллах каабоподобного султана всех султанов, – произнес сеид, понимая, что наскучил Тамерлану и пора уходить.

Когда он исчез, появился Мухаммед Аль-Кааги, и, увидев его, каабоподобный вспомнил о смешных послах кастильского короля Энрике.

– Ну-с, что там наши франки? – спросил он. – Наложницы их еще не забеременели?

– Рановато, хазрет, – отвечал Мухаммед. – Ведь прошло только две недели с тех пор, как вы осчастливили их, подарив им столь красивых женщин.

– Да? Жаль, хочется поскорее посмотреть на хвостатых младенцев. Мне кажется, на кончике хвоста у них должна быть черная кисточка, как ты считаешь?

– Не исключено, что так оно и есть.

– Ну а этот, от которого сбежала, он, надеюсь, утешился?

– Дон Гонсалес? Еще бы! С такими прелестницами, как Гульяли и Дита, забудешь о самых горестных бедах своей жизни. Единственное, что его мучает, так это больная печень.

– Посоветуй ему пить отвар из крысиного помета. Говорят, боли в печени снимает как рукой. И передай своим подопечным, пусть сегодня готовятся принять участие в большом дастархане.

– Говорят, приехал царевич Искендер? – бархатным голосом спросил Мухаммед.

– Именно поэтому сегодня в орде будет пир, – кивнул Тамерлан. – Он стал еще краше, мой соколик Искендер. Мне кажется, из него получится воин не хуже Халиль-Султана и Пир-Мухаммеда. Я приготовил для него прекрасную невесту. Сегодня будет помолвка, а через пару деньков и свадьбу сыграем. Китай будет для Искендера большой проверкой, достоин ли он носить имя великого Зулькарнайна. Кстати, об Искендерах – давно ли ты беседовал с глазу на глаз с моим секретарем?