Англичанин Сталина. Несколько жизней Гая Бёрджесса, джокера кембриджской шпионской колоды - Эндрю Лоуни Страница 41

Позже Мэри Харди дополнила свое впечатление: «Он поклонялся своей матери и всегда говорил о ней. Он был маменькиным сынком. Он не уставал повторять, какой она потрясающий человек и т. д. Отца он называл «коммандер» и постоянно вспоминал о его смерти, приводя ужасные подробности. Бассет для него всегда был «полковником». Бёрджесс был к нему абсолютно равнодушен, не испытывал ни привязанности, ни ненависти. Джека Хьюита он называл Джимми» и, хотя любил его, обращался с ним как с прислугой. Кларисса Черчилль была частой гостьей. Она относилась к нему по-матерински, хотя и была намного моложе. В его доме часто появлялась молодая женщина по имени Элейн, возможно подруга» ^[378].

Тридцатый день рождения Бёрджесса 16 апреля 1941 года стал временем размышлений. Он написал Питеру Поллоку о своей мечте. «Иметь маленькую виллу на берегу моря (Средиземного, разумеется), женщину, чтобы готовила, маленького и веселого слугу, рыбачка и друга рыбачков, в фуфайке и выцветших синих штанах, с босыми ногами…» ^[379]

Моногамия для Бёрджесса была невозможной. Через несколько недель он написал Поллоку, возможно желая заставить его ревновать, что Джеймс Поуп-Хеннесси «без ума от меня». Когда оказалось, что Поллока это не обеспокоило, между Бёрджессом и Поупом-Хеннесси началась связь, продлившаяся все лето ^[380]. В апреле Бёрджесс послал Поллоку фотографию Поупа-Хеннесси с игривой надписью: «Ты должен дать мне знать, что думаешь о фотографии и как относишься к тому, что я взял то, что, наверное, можно назвать военной женой, – но только потому, что война временно сделала меня чем-то вроде военного вдовца. В любом случае Дж. (он направлен в разведку) скоро отправится в Оксфорд для подготовки. Мне будет жаль, но сердце мое не будет разбито» ^[381].

Развитие событий можно проследить по дневникам Гарольда Николсона, у которого тоже была связь с Поупом-Хеннесси, причем в то же самое время, и по письмам Бёрджесса Поллоку. «Я пытаюсь ходить на концерты в Лондоне – вроде бы ожидаются хорошие. Дж. свалился с мотоцикла на оксфордской Хай-стрит и оказался недостаточно силен, чтобы поднять его» ^[382].

Летом 1941 года завершилась связь Бёрджесса с Питером Поллоком, продлившаяся пять лет, пусть даже обе стороны не соблюдали верность друг другу. Они встречались, когда Питер получал увольнительные. Поллок вспоминал: «Получив отпуск на все выходные, я бронировал номер люкс в Кларидже, и мы (Гай и я) оставались там с вечера пятницы до вечера воскресенья. Платил всегда я и при этом всегда получал люкс по цене комнаты на двоих – у меня был друг в конторе гостиницы. Днем в воскресенье мы устраивали большой праздник» ^[383].

Но в июле все закончилось. Бёрджесс написал Поллоку, все еще находившемуся в Грантеме, выразив надежду, что они будут встречаться «как друзья, испытывающие искреннюю взаимную симпатию (такую, как Джекки и я)» ^[384]. Они действительно продолжали видеться, и из переписки с Поллоком можно получить представление о кругах, в которых теперь вращался Бёрджесс, от Фредерика Аштона – «он очень культурен и мил» – до Лоуренса Оливье – «наконец-то я с ним познакомился» ^[385].

Бёрджесс все еще любил Поллока. Несколькими месяцами позже он писал: «Я люблю тебя, но хочу сказать не только это, а кое-что еще, что может привести тебя в раздражение. Я разговаривал с А., и не думаю, что ты должен, и в любом случае не сейчас, отправляться добровольцем за границу. Понимаю, что остановить тебя будет тяжело. Но дело в том, и постарайся это понять, что ты только начал делать полезную работу, которую могут сделать лишь немногие. Это понимают и ценят, и, по крайней мере, в данный момент ты должен быть доступен, на случай если потребуется сделать больше или продолжить то, что ты начал. …Вопрос не в «нас» – если бы дело обстояло так, я бы не имел права вмешиваться» ^[386].

Связь Бёрджесса с Поупом-Хеннесси развивалась не слишком хорошо. 21 июня Николсон записал в дневнике: «Я встретил Джеймса и Гая, мы поужинали и ненадолго заглянули в клуб. Джеймс, по-моему, не очень счастлив» ^[387]. На следующий день Бёрджесс, Гарольд Николсон и Джеймс Поуп-Хеннесси снова ужинали вместе. «Я не думаю, что между ними все хорошо. Джеймс выглядит бледным и напряженным. В среду мы с ним встречаемся, и он мне все расскажет. Гай – большой проказник, а Джеймс слишком чувствителен и привязчив для таких отношений» ^[388]. Бёрджесс тем временем обратил свою привязанность на семнадцатилетнего юношу с Бермуд, шекспировского актера Орфорда Сент-Джона, теперь работавшего в МИ-5, а потом на любовника Оливера Месселя, гигантского сквернослова, которого прозвали Великий датчанин ^[389].

Он часто проводил выходные с Гэвином, лордом Фарингдоном, изнеженным старым итонцем, гомосексуалистом и марксистом, в его особняке XVIII века в Баскот-парке, Оксфордшир. Фарингдон, который предварял свои замечания в палате лордов словами «мои дорогие», а не «милорды», во время испанской войны короткое время служил в республиканском полевом госпитале. Кеннет Синклер-Лутит вспоминал, что Фарнгдон совмещал «партийную дисциплину и аристократический образ жизни. Представляется, что его дворецкий стал членом партийной ячейки и отвечал за повестку дня собраний, проходивших в библиотеке Баскот-парка. Говорят, что дворецкий в конце ужина говорил: «Позвольте напомнить вашей милости, что сегодня вечером собрание в библиотеке». Когда же собрание начиналось, обороты речи утрачивали цветистость. К примеру, дворецкий просил товарища Хендерсона зачитать протокол последнего собрания. Точно не знаю, кто был членом этой партийной ячейки. Дворецкий председательствовал на собраниях, а товарищ Хендерсон был секретарем ^[390].