Песни китов - Владимир Шпаков Страница 41

Накатило ревнивое чувство, но Рогов, как в свое время на танцплощадке, не мог сдвинуться с места. Внезапно осенило: это Мятлин! Переоделся, хитрец, еще и бригадирское тело сымитировал! Только не выйдет! Приблизившись к танцующим, он схватил Минотавра-Мятлина за край одежды и с силой рванул. Они начали бороться, упали на металлический пол, и Рогов внезапно почувствовал пальцы на лице.

– Да отвали ты! Лариса, Лариса… Нет тут никакой Ларисы!

Перед ним маячила недовольная физиономия Жарского. Из полутьмы выплыли черные дырки РБУ, тельняшка Гусева, серое пятно неба в иллюминаторе…

– Мало того что притащился под утро, так еще меня лапает! Бром надо пить, понял?!

– Бром?! – тупо спросил Рогов. – При чем тут бром?!

– При том! Прекрасный пол остался на берегу! А мы, считай, выполняем боевую задачу! Далеко ли, кстати, до цели путешествия? – Поднявшись, Жарский взглянул в иллюминатор: – О, Кронштадт! Подъем, коллеги! Сходим на берег!

Оказалось, воспоминания о Ларисе лежат в памяти ближе, чем хотелось. Корабль, новая должность, маячившие блестящие перспективы – все это было попыткой самоутвердиться в глазах той, кто остался за горизонтом. Конечно, если бы состоялась встреча, он бы много рассказал, даже на подписку о неразглашении плюнул бы. Но когда состоится встреча?

Их последний телефонный разговор получился скомканным. В трубке слышался смех, гомон гостей: Светлана Никитична отмечала именины, – но даже когда Лариса перешла к другому аппарату, общение оставалось натянутым.

– Переводят в Кронштадт? Поздравляю.

– С чем?! Это закрытый остров, оттуда, наверное, не вырвешься…

– А ты хочешь?

– Чего?

– Вырываться?

Рогов помолчал.

– Ну да, наверное… То есть хочу, конечно! Но режим есть режим.

– Тогда подчиняйся режиму, – сказала она и повесила трубку.

Еще одно воспоминание догнало, когда приближались к причалу судоремонтного завода – это была их новая база. В доке стояли два летающих корабля, выделявшиеся большими винтами вроде самолетных. Корабль побольше имел три винта; тот, что меньше, два. И хотя на бортах не было ничего, кроме номеров, опытный глаз сразу опознал бы в них «Косатку» и «Дельфина».

– Грехи молодости… – пробормотал Жарский, глядя на проползающие мимо серые корпуса. – О, нас приветствуют!

Стоящий ближе «Дельфин» издал свистящий гудок, вслед за ним загудела (чуть ниже) «Косатка». Рогов прислушивался, гадая: отзовется ли старший в семействе? Или продефилирует мимо в высокомерном молчании? Когда «Кашалот» басовито прогудел младшим собратьям, Жарский засмеялся:

– Натуральная туба! «Косатка» – это саксофон, а «Дельфин» – так, жалкий кларнет!

А Рогову вдруг вспомнились песни китов, в свое время увлекавшие Ларису. Она даже раздобыла где-то записи «песен», коими потчевала Рогова, воспроизводя их на магнитофоне. Странные были звуки, тоскливые и абсолютно непонятные. Они были записаны в глубинах океана учеными, что-то понимавшими, возможно, в этих загадочных протяжных стонах, Рогов же внимал им тупо. Лучше битлов поставила бы, думал, или советскую эстраду. Ну, что это?! Уханье и завывание какое-то, совсем неинтересно…

Наутро в Кронштадт заявился Хромченко, которого пришлось вести обратно на корабль и показывать что и как. Начальник отдела напоминал кота, которому перед носом поставили банку со сметаной, а крышку снять забыли. Он плотоядно оглядывал железные внутренности, поглаживал блоки автоматики, а кнопки на пульте нажимал так, будто прикасался к соскам девственницы. Эх, бормотал с тоской, ничего-то ты не понимаешь! Знаешь, с каким бы удовольствием я бросил баб, сидящих за кульманами?! С какой радостью ушел бы в море вместе с вами?! Увы, руководство требует присутствия на месте, хотя место конструктора – там, где испытываются его разработки… Рогов понимал Хромченко, даже проникался к нему сочувствием, благо тот относился к молодому специалисту покровительственно и всегда защищал от завистливых сплетниц, коих так хотел покинуть.

– В общем, заказ серьезный, – подвел итог начальник. – А если так, то и спрашивать с тебя будем всерьез. Жизнь меняется, шум какой-то вокруг, но оборона – она и в Африке оборона.

– Я понимаю.

– Молодец, если понимаешь…

Хромченко выдержал паузу.

– Еще пойми: несмотря на перемены, первый отдел работает. Так что ждите засланного казачка.

– Кого-кого? – не понял Рогов.

– Стеклянный глаз за вами будет следить, так всегда делается. Фамилию назвать не могу, сами его вычислите.

Перспектива была мерзковатой, хотя особо не пугала. Диссидентов в команде не водилось, так, трепали языком на скользкие темы, а на самом деле были заняты другим.

Несколько дней пролетело в подготовке к выходу на морские просторы. Особое внимание уделялось системе навигации, так что Зыкову только успевали отливать «шило». А Деркач в эти дни ходил по кораблю, пошатываясь и светя сизым от пьянства шнобелем.

В эти дни каплей потерялся среди других черных бушлатов. Если раньше его форма выделялась на фоне спецовок и комбинезонов, то сейчас люди во флотской амуниции сновали там и тут, пытаясь совать повсюду нос. Сдатчики же щелкали по носу, мол, хозяевами станете по завершении испытаний, а пока, любезные вояки, изучайте матчасть! Тем не менее с появлением флотских стало ясно, что «Кашалот» – могучая военная машина, рассчитанная на скорейшее уничтожение какой-нибудь Швеции, коей вряд ли что светит, если к ее берегам двинется армада таких монстров. Гангут покажется детским лепетом, Полтава – игрой в солдатики, ведь одна РБУЗ выжигает до пепла полста квадратных километров вражеской территории…

Рогов только теперь почувствовал, что прикоснулся к войне, мимо которой всегда проскакивал. Служба в армии была? Не было, после военной кафедры он получил «бумажные» лейтенантские погоны, даже на флотские сборы не попал. Были разве что драки в Пряжске и уголовная публика, которая подкатывала с предложениями, за которыми виднелось небо в клеточку. Помнилось, как однажды зимой его зазвали в подвал, где сидели Зема и незнакомый стриженый кент. Кажется, тот жил в соседнем дворе и не так давно откинулся с зоны.

– Не настучит?

Кент сверлил Севку глазами, придерживая что-то под пальто.

– Свой пацан… Верно же, Кулибин?

Юный Рогов кивнул: дескать, свой в доску.

– Смотри, Зема, если что…

С этими словами стриженый вытащил из-под полы нечто, сверкнувшее вороненой сталью. «Обрез!» – вспыхнуло в мозгу, когда ствол лег на карточный столик.

– Починить надо… – хрипло проговорили. – Он осечку дает через раз, а у нас тут кое-что назревает…

– Серьезные дела назревают, – поддакнул Зема. – А ты, я знаю, сможешь починить.

Перед тем как унести ствол домой, Севка клятвенно пообещал никому его не показывать, не трепать языком, а работать, только когда родня отсутствует. Так он и сделал. Рогов-старший даже не подозревал, что младший давно научился включать станки; и на «склад запчастей» заглядывал, делая это так, чтоб все оставалось шито-крыто. Но если б узнали, что ремонтируется в домашней мастерской – у Севки даже начинались фантомные боли ниже спины, – наверняка били бы пряжкой, для науки. Последствия могли быть и хуже, на них намекнул кент, сказав на прощание: «Трепанешь языком – статью на себя повесишь. Я отмажусь, моя хата с краю, а ты на малолетку загремишь!»