Близкие люди. Мемуары великих на фоне семьи. Горький, Вертинский, Миронов и другие - Игорь Оболенский Страница 41

Сперва он поступил в Консерваторию в Тифлисе. А потом уже его послали в Ленинград. У Дмитрия Мчедлидзе была успешная карьера. При том, что он был, как принято говорить, из неблагонадежной семьи. Его отца, священника, расстреляли за то, что он освятил храм.

Страшная была история. Их — нескольких священников — расстреляли не до конца, скорее ранили. И закопали живыми, земля над их могилой ходуном ходила. Жена Симона, моя прабабка, ходила к той могиле, но ее туда не пускали.

Потом, уже в наше время, прадеда причислили к лику святых.

В «Большом» Дмитрий Мчедлидзе был директором оперы в самую золотую эпоху театра, в 1930-е годы. А в Тбилиси уехал, потому что его сюда позвали.

Просьба была от тогдашнего Первого секретаря ЦК Грузии Мжаванадзе. Он лично попросил деда, и тот приехал поднимать театр. А потом вдруг отказался быть директором Оперы в Тбилиси. Был такой период, когда он пять лет не был директором. Потом Эдуард Шеварднадзе (тогда он являлся Первым секретарем ЦК Грузии) его вызвал к себе, потому что в Опере полный был упадок. Сами работники театра требовали вернуть деда, потому что помнили, как при нем было хорошо. И его вновь назначили…

Перед самой своей смертью дед закончил книгу о трех поколениях грузинских певцов. Интересная получилась книга. Но существует только в рукописи, так и не увидев свет. Ее очень долго правили, потом долго писалось вступление. Затем опять что-то меняли. А потом наступили времена, когда советская тематика уже не должна была присутствовать в книжке. Так она и не вышла.

Дедушка умер в 1983-м году, ему было восемьдесят лет.

Книга тогда находилась в самом процессе подготовки и бабушка все время старалась ее выпустить. Не счесть, сколько раз. У меня сохранилась ее старая телефонная книжка. Кого там только нет, кого она не беспокоила, чтобы как-нибудь эту книгу выпустить. Потому что действительно в смысле истории это очень интересная книга. Дед никого не обидел, всех вспомнил.

Писал он именно об опере. Считал, что он больше — директор оперы, чем балета, потому что балетом в Тбилиси тогда Вахтанг Чабукиани заведовал и у них был очень хороший тандем.

Они вместе учились в Ленинграде. Вахтанг учился в хореографическом училище, а дед — в консерватории. Но они дружили. Помню, он рассказывал, как Чабукиани приходил к ним домой и они вместе перевязывали ему шнурками ботинки. Потому что отпадали подметки. Они перевязывали их, чтобы Чабукиани хотя бы до дому дошел.

* * *

Потом они уже жили, конечно, обеспеченно. У бабушки была большая коллекция чайных чашек. У меня сегодня сохранилось несколько из китайского набора.

Она вообще любила покупать чашки, имела такую привычку. Перед новым годом в «Большом» был всегда спектакль, и когда он кончался, то она пешком — а они жили на Садовой-Сухаревской, это близко от театра, обязательно заходила в ГУМ и покупала 12 чашек, непременно все разные.

Сколько их было! Потом то и дело приходили гости, чашки ставили на стол. И они бились, естественно. За год какое-то невероятное количество билось, а на следующий год снова 12 новых появлялось…

А еще от бабушки сохранились некоторые ее костюмы. Многое вышито ее руками. Обычно, когда она ездила на гастроли, в город не выходила вообще, боясь простудиться. Сидела в гостинице и вышивала.

Сейчас все костюмы хранятся у меня в Тбилиси. А так хочется передать все это в музей. Я не потому отдаю, что девать некуда. У меня вообще задумка знаете какая была? Думала, одну из комнат бабушкиной квартиры переделать в музей. Стеллажи установить, костюмы на стендах или на манекенах повесить. Но на все это у министерства культуры не нашлось денег. Мне сказали: делай сама. А на что? Так, в общем, эта идея на корню засохла.

Бабушка многое мне рассказывала. Жалею, что не записывала за ней. Как она о своем детстве на Дальнем Востоке вспоминала. В книжке есть эпизод, когда бабушка говорит: 30 человек бандитов надо мной стояло, я держала в руках приготовленный яд и только ждала момент, чтобы его проглотить. И тут кто-то свистнул, мол, не время сейчас девкой заниматься, айда. Они все уехали, а она осталась совершенно растерянная и опустошенная.

Или этот долгий путь по тайге, который проделали ее односельчане, чтобы спастись от наступления белых банд. Бабушке, как единственному ребенку, которого везли на телеге, вручили маленькую бутылочку с сахарином, чтобы когда вся группа сядет пить чай у костра, этот сахар взять. И когда у нее по неосторожности эта бутылочка разбилась, ее чуть не убили эти люди…

Потом бабушка стала примадонной Большого театра. И все, конечно, изменилось.

У них с дедом была роскошная дача в подмосковных Снегирях. Прекрасный дом, совершенно потрясающий, говорят. Дед сам занимался строительством, русскую печку сложил, сделал большой зал, в который выходило несколько дверей. Причем каждая была изготовлена из особого дерева. А в кухню вела дверь и вовсе сделанная из 14 разных видов дерева, и все они были представлены в виде фруктов. Красное яблоко было из красного дерева, груша желтая была тоже из какого-то дерева. Очень красиво.

Все было из какого-то дворца русских князей. Его не то что грабили, он просто шел под слом. В таких случаях звонили людям, которые имели отношение к искусству и могли бы оценить подобные вещи. И им продавали.

Так позвонили и бабушке с дедушкой. И они поехали выбирать дверь для своей дачи, выбрали семь штук, все разные. Та, которая в кухню, вообще представляла из себя произведение искусства. Тут же был и камин, выложенный синими петухами — кафель был такой особый, тоже из дворца.

Все это сгорело во время войны. Причем говорили, что подожгли не немцы, а односельчане, которые страшно злились на хозяев дома за то, что построили дачу на их пастбищах. Люди настолько были озлоблены, что воспользовались тем, что все спишется на войну.

Так и случилось. Когда началась война, бабушка с делом уехали в Тбилиси. А все, что было ценного в московской квартире, отправили на дачу. И там все погибло, совершенно все.

После войны они туда даже не ездили. Им потом рассказывали, как увозили на салазках слитки серебра, много серебра было у них. Самовары какие-то…

Они обеспеченными людьми были. Восемь тысяч рублей бабушка получала за спектакль. А это в то время немаленькие деньги были.

Машина у них тоже была, но ее забрали сразу, как война началась. В связи с оборонными нуждами. Потом, после войны, вернули какую-то машину трофейную, «Эмочку». Не знаю, что за машина, но они ее так называли.

Во время войны они находились в Тбилиси. Причем сюда приехали в обход Большого театра, потому что вся родня деда была здесь. Два года они жили в Грузии. Бабушка пела в местном театре, тбилисцы вспоминают об этом по сей день с восторгом. Она здесь, например, сделала «Самсона и Далилу».

В первые годы войны в Тбилиси был и Художественный театр. Ольга Книппер-Чехова, Владимир Немирович-Данченко, Сергей Прокофьев. Дед и бабушка с Прокофьевым, по-моему, были в очень близких отношениях.