Карл Великий. Основатель империи Каролингов - Гарольд Лэмб Страница 41

К июлю Шарлемань вернулся на Рейн и созвал совет в Вормсе. Как только духовные лица собрались в большом зале, он поддался соблазну и рассказал о примечательных событиях своего путешествия. «Радуясь и вознося хвалу Господу, – утверждают хроники, – король-властелин поведал своему духовенству и вельможам обо всех многочисленных явлениях, с которыми ему пришлось столкнуться во время путешествия».

По-видимому, он старался, чтобы мысли его советников были заняты только этим, а сам тем временем удостоверился, что Тассилон никак не откликнулся на требование Адриана. Шарлемань действовал без дальнейших обсуждений. Фактически он уже все распланировал, и ему нужно было только отослать приказы с гонцами своим стражам границ – Эрику, ожидающему во Фриуле, и Герольду, расквартированному с армией бывших мятежников, тюрингов и саксов, на баварской границе. Приказано было быстрым маршем вторгнуться в Баварию, имея своей целью Зальцбург.

В очередной раз став во главе конницы франков, Шарлемань посадил людей и животных на баржи, чтобы подняться вверх по течению Рейна. Вскоре он уже плыл по Леху [25], спеша по направлению к Аугсбургу (городу Августа). С юга и северо-запада вторглись две другие армии, чтобы добраться до горных долин Баварии к началу осенних бурь.

Застигнутые врасплох этим непредвиденным вторжением с трех сторон, Тассилон вместе с супругой не могли собрать войско для оказания сопротивления. Баварская армия не была призвана к оружию. Пешие воины-горцы не могли закрыть входы в долины перед стремительными всадниками Шарлеманя. Епископы в церквях, которым Арно рассказал об указе Адриана, не стали призывать к сопротивлению Шарлеманю.

Несмотря на слезы своей супруги, Тассилон ничего не мог поделать, кроме как покориться человеку, перехитрившему его. В своей обычной учтивой манере он выехал навстречу с безоружной свитой и подарками – золотыми изделиями и богатой одеждой, украшенной драгоценными камнями.

«Он вложил свои руки в руки великого короля, – повествуют хроники, – и отдал ему в знак покорности герцогство, которое получил от короля Пипина».

Шарлемань хорошо помнил, как этот самый Тассилон бросил больного Пипина в Гаскони 30 лет назад. Он спросил, правда ли, что у Тассилона, как он слышал, есть великолепный скипетр. (Ни один вассал не имел права обладать им.)

Из груды подарков гордый бавар вытащил золотой скипетр, увенчанный миниатюрной головой в короне.

– Я сделал это, – спокойно произнес он, – для тебя, мой кузен.

Получив дань от Арихиза и богатые подарки от Тассилона, чтобы вознаградить свои вооруженные войска, Шарлемань повернул обратно к Рейну, где его ждала Фастрада в своем любимом дворце в Ингельхейме. Как только он уехал, разразились октябрьские бури.

Его всадники разъезжались по своим домам, коротко бросая придорожным постоялым дворам: «Мира и счастья». Король сдержал данное им обещание. Они проделали долгое путешествие без единого сражения. Но они не получили ни золота, ни трофеев, которых ожидали от короля. Об этом позаботилась Фастрада.

Пока подданные Шарлеманя в мире и счастье праздновали Рождество, сам он не рассчитывал, что это мирное положение дел продлится всю зиму.

Использовав скорость своих всадников, повелитель франков силой вырвал вынужденное изъявление покорности от кузена, который его ненавидел. Тассилон за 30 лет привык к независимости; у него были сыновья, наследующие его трон. У него была жена, которая никогда не преклоняла колени перед Арнульфингом. Его баварская армия осталась нетронутой.

Так же как Шарлемань, дальновидный Агилулфинг понимал, что в их споре выигрывает не тот, у кого полномочия от Адриана, а тот, кто правит Баварией. Немного золота в подарок, новая клятва и выдача дюжины заложников были равносильны вынужденному действию. Тассилон обязательно окажет вооруженное сопротивление, и Шарлеманю придется иметь дело еще с одним Витукиндом.

Но как будет сопротивляться бавар? Призовет на помощь аваров, природных врагов самого христианского короля, короля франков.

Упорядочив свои мысли, Шарлемань провел зимние месяцы в бесконечном писании писем или, скорее, их диктовке с определенной целью. В посланиях говорилось о его ответственности за охрану границ христианства от славян и аваров. Алкуину он задал вопрос, не является ли их задачей расширение границ христианского мира. Разве Виллехад, родственник Алкуина, не освящал свой новый собор в Бремене (Бреме) на дальнем берегу Везера? Обрадовавшись, Алкуин написал Арно, «Орлу Зальцбурга», что славный король в глубине души решил уничтожить «гуннов, врагов Господа». В Зальцбурге решительный Арно на самом деле обитал рядом со страной аваров.

Пилигримы из страны франков разносили то же самое послание по всем дорогам. В Ингельхейме Шарлемань спокойно отдыхал, проводя, как обычно, время на охоте, ожидая, когда затеянная им человеческая игра пойдет по тем ходам, которые он указал.

События развивались так, как он и предвидел. Подзуживаемый своей женой, Тассилон призвал своих вассалов к оружию. На Дунае каган аваров, обеспокоенный внезапным приходом франков, слал гонцов и забрасывал вопросами баваров. Тассилон просил помощи языческой конницы для защиты баварских гор от низко-рожденного несгибаемого франка.

Однако вместо того, чтобы стать во главе армии, Тассилон столкнулся с непредвиденными трудностями.

Его сеньоры, которые не ссорились с величественными франками, выступили против нарушения прошлогодней осенней клятвы. (Она обязывала их так же, как и Тассилона, служить Шарлеманю.) Его епископы никогда не пойдут против воли Адриана. Особенно Арно, который вполне преданно поддерживал своего герцога в Риме, яростно выступая против объединения с язычниками гуннами, осквернителями церквей.

Некоторые из его сеньоров направились вниз по течению Рейна, чтобы изложить свое дело перед королем. Шарлемань немедленно вызвал Тассилона в Ингельхейм на общее собрание в июне по обвинению в мятеже и измене.

Агилулфинг ничего не мог поделать, так как авары не двинутся с места, чтобы помочь монарху, которого бросила армия. Поэтому Тассилон, безоружный, вместе со своим семейством явился на суд.

К его изумлению, он очутился не перед судом Шарлеманя, а лицом к лицу с собранием дворян из страны франков, Саксонии, Ломбардии и других земель. В огромном зале Ингельхейма обвинения против него были выдвинуты его собственными вассалами.

Сам Шарлемань не выдвигал никаких обвинений. На самом деле, пока высокий суд заседал, беспокойный франк вышел из зала и расхаживал по двору, где толпился народ, обсуждая с ожидающими графами и вождями виды на урожай, лошадей, охоту – все, что угодно, кроме дела Тассилона. Он вел себя как хозяин, к которому явились многочисленные гости.

Все же в зале один франкский герцог напомнил собранию о давней претензии Шарлеманя к Тассилону: «За дезертирство по отношению к своему повелителю королю Пипину, когда вышеупомянутый король выступил против врага».