Весна Византии - Дороти Даннет Страница 41

Грегорио старался ни в чем не посягать на душевное спокойствие Марианы де Шаретти. Отправившись по ее желанию в Брюссель для разговора с Катериной, он думал, что его ждет всего лишь встреча с милой, хотя и избалованной девочкой, а единственной сложностью будет уговорить ее вернуться домой.

Однако обнаружилось нечто ужасающее. Об этом необходимо было сообщить демуазель, хотя всей правды он ей говорить не хотел. Стряпчие сплетничали между собой… Стряпчие имели дело с портовыми чиновниками… За последние дни он узнал немало такого, о чем не собирался рассказывать своей хозяйке. И все же исчезновение Катерины многое изменило…

Войдя в кабинет хозяйки, он обнаружил, что она, по своему обычаю, сидит за большим столом, на котором стояли весы, чернильница, лежали учетные книги и листы с образцами шерсти, окрашенной в яркие цвета. Кроме того, теперь там красовалась небольшая серебряная шкатулка с именем Марианы де Шаретти, выгравированном на боку.

Сегодня на ней было расшитое жемчугом бархатное платье, подчеркивающее высокую грудь. На лице виднелись следы слез.

― Демуазель! ― воскликнул Грегорио.

― Дурные новости? ― Мариана полуприкрыла глаза. ― У тебя усталый вид, Горо. Ты знаешь, где стоит вино. Налей немного и мне тоже. Думаю, нам обоим это понадобится.

И когда он наполнил бокалы, сел и повторил свой вопрос, то услышал:

― Те же новости, что и у тебя, полагаю. Ну, рассказывай первым.

Она внимательно выслушала его печальную историю. Все ласковые, успокаивающие послания, которые приходили за последнее время от дочери с начала осени, оказались подделкой: Катерина написала их за один день и поручила некоему посреднику отсылать письма домой через определенные промежутки времени.

Сама Катерина всего несколько недель оставалась в Брюсселе, а затем уплыла на корабле в Антверпен, солгав, будто собирается домой. На самом деле она сбежала с неким генуэзцем по имени Пагано Дориа, а корабль его отправлялся во Флоренцию.

Он положил на стол Марианы письма с извинениями от брюссельского торговца и его жены, призванных присматривать за девочкой, ― которые оказались даже не в состоянии защитить ее от первого встречного соблазнителя.

Разумеется, в письмах были жалобы на лживый характер Катерины… Хотя говорить этого вслух явно не следовало. Заканчивалось письмо неохотным предложением помочь уплатить выкуп, который, несомненно, затребует теперь этот негодяй. Хотя, разумеется, демуазель де Шаретти должна сознавать, что их финансовые ресурсы не безграничны, иначе они никогда не согласились бы взять в свой дом ребенка с таким сложным характером…

Грегорио следил за Марианой, пока она читала письмо.

― Я им сказал, что никаких требований выкупа не было, ― заявил он наконец.

― Да. ― Она положила бумаги на стол. ― Он женился на ней.

Стряпчий не поверил собственным ушам.

― Кто?

― Пагано Дориа, ― пояснила Мариана, не сводя глаз со своего поверенного. ― Он написал из Флоренции. Брак был заключен по закону и засвидетельствован городскими чиновниками. Он ни о чем не просит: лишь желает известить меня о том, что произошло.

У Грегорио пересохло во рту.

― Без вашего согласия это невозможно, ― заявил он. Мариана по-прежнему смотрела на него.

― Он сказал, что посоветовался с поверенными, и все законно. Бумаги он предварительно послал ее крестному, Тибо де Флери, в Дижон. Одному из тех, кого разорил Николас… Тибо или тот, кто водил его рукой, наверняка был счастлив подписать эти бумаги.

Отставив нетронутый бокал, Грегорио воскликнул:

― Все равно это незаконно! Она еще даже не достигла зрелости.

Письмо из Флоренции также лежало здесь, у нее на столе. Мариана занемевшими пальцами подняла его на вытянутых руках, чтобы отыскать нужный абзац, а затем прочитала вслух:

― «…Вообразите, как печалит нас с Катериной невозможность получить материнское благословение. Я желал бы вернуть ее вам, чтобы, став женщиной, она вновь пришла ко мне. Но вам не хуже меня известен своевольный характер нашей Катерины. И хотя я желал расстаться с ней, она настояла на том, чтобы мы не разлучались. Разумеется, мне нет нужды говорить вам, что до той поры, пока дочь ваша оставалась ребенком, она хранила невинность и была надежно ограждена от любых посягательств. Во Флоренции терпение мое оказалось вознаграждено. Став женщиной, она возжелала получить то, на что имеет полное право: то есть взять в мужья человека, которого любит. Поэтому я надеюсь, вы простите и ее, и меня. И когда однажды я с радостью привезу ее домой, вы встретите Катерину как свою возлюбленную дочь, а меня ― как любящего сына».

В этот момент Грегорио невольно перебил хозяйку.

― Демуазель, прошу меня простить. ― И торопливо вышел из комнаты, чтобы его не стошнило прямо в ее присутствии.

Он понимал, что едва ли стоит возвращаться в кабинет, пока он не успокоится.

Стряпчий твердо знал, что сказать и что сделать, а по лицу Марианы заметил, что его реакция явно произвела на нее впечатление.

― Простите, я вел себя недостойно, ― промолвил он. ― Но позвольте мне кое-что вам пообещать. Это ― последнее проявление слабости, которое мы с вами допустим, пока все благополучно не разрешится. ― Он помолчал. ― Полагаю, речь идет о наследстве Катерины?

― Думаю, что да, ― подтвердила она. ― Как ты знаешь, Николас не получает ничего.

Стряпчий нахмурился.

― Но даже доля Катерины отойдет Дориа лишь после вашей смерти и, возможно, Николас, как управляющий, сумеет не отдать ему эти деньги. ― Он задумался. ― Ваш супруг всю зиму провел во Флоренции, и если Дориа не знал об этом или проявил беспечность… Возможно, следующее письмо мы получим уже от Николаса, с известием, что Катерина в безопасности.

Мариана устало покачала головой.

― Нет, можешь сам прочесть письмо. Это глупый и жестокий человек. Он знал, что Николас будет там. Он спрятал от него Катерину. К моменту написания этого письма свадьба уже состоялась, и они покинули Флоренцию. Он говорит, что пообещал ей торжественную брачную мессу на Сицилии.

Грегорио взял письмо, но не стал его читать.

― А при чем тут Сицилия?

― Все очень просто, ― сказала Мариана де Шаретти. ― Это лишь торговая остановка. Он направляется в Трапезунд. Его назначили генуэзским консулом. Он хочет попасть туда прежде Николаса и, по его словам, встретить его объятиями, как и полагается любящему пасынку.

Они переглянулись, и наконец, Грегорио промолвил:

― Я отправлюсь туда.

Демуазель неуверенно покачала головой.