Древний город. Религия, законы, институты Греции и Рима - Нюма Дени Фюстель де Куланж Страница 40

Не следует упускать из виду, что в древние времена связующим элементом любого общества был культ. Подобно тому как домашний алтарь собирал вокруг себя всех членов семьи, так и город был общностью людей, имевшей общих богов-покровителей и совершавшей религиозные церемонии у общего алтаря.

Этот городской алтарь находился в здании, которое греки называли пританеем, а римляне – храмом Весты.

В городе не было ничего священнее, чем этот алтарь, на котором постоянно поддерживался священный огонь.

В Греции, правда, исключительное благоговение по отношению к алтарю довольно рано стало ослабевать, поскольку воображение греков захватили более роскошные храмы, более величественные статуи и более красивые легенды. Но в Риме оно никогда не ослабевало. Римляне не переставали верить, что судьба города связана с очагом, являвшимся олицетворением их богов. Почтение, каким они окружали своих весталок, доказывает значимость их жречества. Если консул встречал на своем пути весталку, он с почтением уступал ей дорогу. В то же время, если весталка позволяла погаснуть священному огню или оскверняла культ, нарушив обет целомудрия, город считал, что подобный грех угрожает потерей богов; в этих случаях весталку, желая отомстить за содеянное, заживо зарывали в землю.

Однажды храм Весты едва не сгорел во время большого пожара, когда огнем были охвачены окружающие его дома. Рим был в ужасе, почувствовав, что его будущее в опасности. Когда опасность миновала, сенат приказал консулу найти виновников пожара, и консул выдвинул обвинение против нескольких жителей Капуи, находившихся тогда в Риме. Не то чтобы у него были улики против них, но он рассуждал так: «Пожар угрожал очагу нашего города; этот пожар, который должен был уничтожить наше величие и остановить наше развитие, могли организовать только наши самые жестокие враги. А у нас нет более непреклонных врагов, чем жители Капуи, города, который сейчас является союзником Ганнибала и который стремится занять наше место и стать столицей Италии. Следовательно, именно эти люди пытались разрушить наш храм Весты, погасить наш священный огонь, залог и гарантию нашего будущего величия». Консул, находясь под влиянием религиозных идей, считал, что враги Рима не могли найти более верного способа завоевать Рим, как разрушить его священный очаг. В этом мы видим веру древних людей в общий очаг, который был святилищем города, причиной его появления и его хранителем.

Подобно тому как культ домашнего очага был тайным и только одна семья имела право принимать в нем участие, так и культ общественного очага был скрыт от посторонних. Никто, кроме граждан города, не мог принимать участие в жертвоприношениях. Один взгляд постороннего человека осквернял религиозное священнодействие.

У каждого города были свои боги, которые принадлежали только ему. Эти боги по своей природе были такими же, как божества первобытной семейной религии. Они также назывались ларами, пенатами, гениями, демонами, героями; под этими названиями скрывались души людей, обожествленных после смерти. Мы видели, что человек индоевропейской расы сначала поклонялся той невидимой и бессмертной силе, которую чувствовал в самом себе. Все эти гении или герои по большей части были предками.

Умерших хоронили или в самом городе, или на принадлежавшей городу земле, поскольку, согласно верованиям, о которых мы уже говорили, душа не покидала тело, то, значит, божественные мертвецы были связаны с землей, в которой были захоронены их останки. Из своих могил они наблюдали за городом; они оберегали территорию города и были в каком-то смысле ее вождями и повелителями. Это выражение – вожди страны, – применительно к умершим, встречается в предсказании, с которым пифия обращается к Солону: «Чти культ вождей страны, тех, которые обитают под землей». Подобные представления вытекали из веры в невероятное могущество, которое древние люди приписывали человеческой душе после смерти. Каждый человек, оказавший городу большую услугу, от основателя города до того, кто принес ему победу или улучшил законы, становился богом этого города. Для этого даже не нужно было быть выдающимся человеком или благотворителем; достаточно было поразить воображение своих современников, стать объектом народного предания, героем, то есть одним из могущественных мертвецов, чье покровительство было желанно, а гнев страшен. На протяжении десяти столетий жители Фив приносили жертвы Этеоклу и Полинику ^[106].

Жители Аканфа почитали некоего перса, умершего во время нашествия Ксеркса. Ипполита как бога почитали в Трезене. Пирр, сын Ахилла, был богом в Дельфах только потому, что там умер и был похоронен. Кротон поклонялся герою Милону по единственной причине, что при жизни он был самым красивым человеком в городе. Афины поклонялись как одному из своих покровителей Эврисфею, хотя он был аргивянин. Еврипид объясняет нам происхождение этого культа, когда выводит Эврисфея на сцену перед кончиной с обращением к афинянам: «Похороните меня в Аттике. Я буду милостив к вам и из недр земли буду покровителем вашей страны». Трагедия «Эдип в Колоне» основана на этом веровании. Афины и Фивы борются за тело человека, который должен умереть и стать богом.

Для города было большой удачей обладать сколько-нибудь значимыми покойниками. Мантинея с гордостью говорит об останках Ареса, Фивы – об останках Гериона, Мессена – Аристомена. Иногда, чтобы добыть драгоценные реликвии, прибегали к хитрости. Геродот рассказывает, как спартанцы обманным путем добыли кости Ореста. Эти кости, с которыми была связана душа героя, действительно тут же помогли спартанцам одержать победу. Как только Афины достигли могущества, первое, на что они его употребили, – это завладели прахом Тесея, похороненного на острове Скирос, а затем построили ему в городе храм, чтобы увеличить число своих богов-покровителей.

У людей, кроме этих богов и героев, были еще боги иного рода, такие как Юпитер, Юнона, Минерва, к которым их мысли были привлечены природными явлениями, но мы уже знаем, что эти создания человеческого ума долгое время выступали в качестве домашних или местных богов. Поначалу человек не рассматривал этих богов как покровителей всего рода человеческого. Люди считали, что каждый из этих богов принадлежит конкретной семье или городу.

Таким образом, в каждом городе, помимо героев, было принято иметь Юпитера, Минерву или какого-нибудь другого бога, который был связан с первыми пенатами и священным огнем. В Греции и Италии было множество божеств, охранявших город. У каждого города были свои боги, обитавшие в нем.

Имена многих божеств стерлись из памяти; случайно сохранились имена бога Сатрапеса, принадлежавшего городу Эллис, богини Диндимены в Фивах, бога Сотера в Эгиуме, богини Бритомартис на острове Крит, Гебал в Библе. Нам более известны имена Зевс, Афина, Гера, Юпитер, Минерва и Нептун, и мы знаем, что они часто применялись к богам-покровителям городов; из того, что два города, случалось, давали богам одно и то же имя, не следует делать вывод, что они поклонялись одному и тому же богу. Афина была в Афинах, и в Спарте была Афина, но это были разные богини. Во многих городах покровителем был бог Юпитер, и Юпитеров было столько, сколько было городов. В легенде о Троянской войне мы находим Палладу, которая сражается на стороне греков, в то же время у троянцев тоже есть Паллада, имеющая культ и оказывающая покровительство тем, кто ее почитает. Разве можно подумать, что одна и та же богиня поддерживает и греков, и троянцев? Конечно нет; древние народы не приписывали вездесущности своим богам. У Аргоса была богиня Гера, и у Самоса была богиня Гера, но это были разные богини, имевшие разные атрибуты. В Риме была Юнона, и в пяти милях от Рима в Вейях тоже была Юнона. У них было настолько незначительное сходство, что во время осады Вей диктатор Камилл обратился к Юноне, богине врагов, уговаривая ее покинуть этрусский город и перейти в его лагерь. Овладев городом, он взял статую богини в полной уверенности, что забирает саму богиню, и привез ее в Рим. С тех пор в Риме стало две Юноны-покровительницы. Спустя несколько лет подобная история повторилась с Юпитером, которого другой диктатор привез из города Пренесте, хотя к тому времени в Риме было уже три или четыре Юпитера.