Повседневная жизнь воровского мира Москвы во времена Ваньки Каина - Евгений Акельев Страница 40

«На улицу светлица с каморкою, в ней печь изращатая живописная синяя. Во оных светлице с каморкою пять окон с окончины стеклянными ветхими. При той же светлице сени с чердаком с подволокою. В сенях — топлюшка, ис которой топитца печь, с окошком волоковым, да два чулана, в том числе из одного ход по лестнице в чердак, а в другом окончина стеклянная ветхая.

Во дворе светелка летняя с погребом и с сушилом, в ней две окончины стеклянные ветхие. Позади оной светелки конюшня об одном стойле, сарай с поднавесом, в том сарае бочек и боченков одиннатцать, кадок пять пустые. Позади того строения сарайчик небольшой.

Оное строение крыто дранью.

На улицу ворота створчатые с калиткою об одном щите» ^[263].

Может быть, в подобном дворе в «матросской» слободе и вырос Петр Камчатка.

Хамовный двор был государственной мануфактурой и находился в непосредственном подчинении Адмиралтейской коллегии. Главный администратор предприятия — комиссар (с 1712 года эту должность занимал Петр Янков) — занимался наблюдением за поведением работных людей, «чтобы против имянной росписи все были на работе и делали не ленностно, не гуляли». Помощником Янкова был подьячий Панкрат Есаулов, работавший с самого основания предприятия. Он принимал у «матросов» работу и делал записи, «что когда от ткачей и от самопрядчиков и утошников пряжи принято», на основе которых затем составлялись ведомости «к выдаче жалованья», а также следил, чтобы рабочие «не были праздны и всякий свое дело исправлял». Техническими руководителями являлись мастер и три подмастерья. У подмастерьев была «специализация»: один следил за работой в «толчейных амбарах» и чесальнях для приготовления пеньки, второй принимал очески для «утошной пряжи» и раздавал ее для обработки «утошникам», третий «надсматривал за ткачами».

Для предприятия настали не лучшие времена. Оказалось, что из трех тысяч кусков парусины, посланных в 1717 году в Петербург, «на карабельное дело ни единое не годно». Петр I требовал немедленно провести расследование в таком деле, из-за которого «лехко голову потерять, понеже дело самое главное, и ныне за тем здесь отправление флоту удерживаетца». Администрация Хамовного двора свалила вину на рядовых работников (девять «матросов» были выпороты кнутом, а другие оштрафованы). Те, в свою очередь, обвинили начальство во всевозможных злоупотреблениях — взятках, хищениях, заготовке «промоклой и негодной пряжи», задержке выплаты жалованья до шести — восьми месяцев, выдаче вместо денег муки, «и то самой плохой», в результате чего многие опытные наемные работники ушли с предприятия. В 1720 году старое руководство было уволено и на предприятии появился новый управляющий Иван Тиммерман, которому предоставлялась большая самостоятельность в управлении. В это время там было 330 станов и работали 967 человек.

Но уже спустя два года 426 «матросов» Хамовного двора подали коллективную челобитную с обвинением нового директора во всяких «обидах» и злоупотреблениях. Император приказал учредить особую комиссию для расследования этого дела. Выяснилось, что работники и раньше пытались жаловаться на Тиммермана, но тот предупредил их выступление. В назидание остальным, «дабы ни о чем никто не доносил», директор семь недель держал челобитчиков в кандалах под караулом во дворе предприятия, а на восьмую неделю послал скованными на работу, предварительно выпоров кошками (ременной плетью с несколькими хвостами).

Главным пунктом жалобы «матросов» было постоянное применение физической расправы. Причем побои бывали такие зверские, что двое работников умерли. В материалах расследования содержится история погубленного таким образом «матроса» Меркулова. За «непристойные речи» его по указанию переводчика выпороли в приказной светлице. Несколько часов спустя ему досталось уже по приказу Тиммермана за якобы украденную пряжу. Меркулов с горя выпил и, на свою беду, опять попался на глаза директору, который его за пьянство «зашиб рукою по щеке и бил тростью». Придя к приказчику, возможно с жалобой, он был бит «кошками или батоги». Потом Меркулова вновь «бил на фабрике у дровяного двора Тиммерман за дрова, которые он принимал плохие». Несколько часов спустя после такой серии избиений несчастный скончался. Но даже после расследования всех подобных инцидентов Тиммерман продолжал оставаться директором «Московской парусной фабрики».

При этом заработная плата рабочих Хамовного двора была крайне низкой. По подсчетам Е. И. Заозерской, в 1720-х годах заработок наиболее квалифицированных работников составлял 20 рублей в год, а рядовых рабочих — всего 12 рублей. Для прокормления одного человека требовалось, по подсчетам самих же мануфактуристов, минимум семь-восемь рублей в год, тогда как семьи «матросов» могли состоять из трех, четырех и больше человек. Поэтому неудивительно, что в 1722 году на Хамовном дворе было обнаружено 108 «праздных» станов — среди вольных людей было «мало охотников» работать на предприятии ^[264].