Вивьен Вествуд - Вивьен Вествуд Страница 40

«Chelsea» располагался на Западной 23-й улице и к 70-м годам, в преддверии своей кровавой славы, растерял последние остатки респектабельности. Царившее в нем насилие, эксцентричность постояльцев и их пристрастие к мрачным забавам превратило этот отель в легенду. Как-то в «Chelsea», в том же номере, где жили Вивьен и Малкольм, останавливался Джек Керуак с Гором Видалом, и это единственный подтвержденный случай, когда Керуак провел ночь с мужчиной. Вивьен вспоминала, как Малкольм рассказывал ей, что видел в соседнем номере обрисованный мелом контур тела убитого: «Хотя, возможно, это неправда. Малкольм всегда отличался богатой фантазией». В «Chelsea» творилось бог знает что, но вместе с тем там рождались творческие проекты и творческие эксперименты, а еще с ним ассоциировали сильную литературную и художественную традицию. Там творили Марк Ротко и Ларри Риверс; частично они платили за проживание своими работами, так что, когда в отель заселилась Вивьен, он был чем-то средним между авангардной художественной галереей, рок-клубом и запущенным притоном любителей кокаина.

В то время в «Chelsea» царил Стэнли Бард, управлявший отелем более 50 лет. Прямо как Вивьен, «Стэнли серьезно верил, что искусство меняет мир и двигает вперед цивилизацию, – вспоминает британский писатель Барри Майлз, столкнувшийся с Вивьен в коридоре. – Думаю, он считал в некотором роде своим долгом дать этим людям крышу над головой. Многие его обдирали как липку, но он по-прежнему давал пристанище всем бездомным, которым нечем было платить, но зато они могли улучшить репутацию отеля». Вивьен с Малкольмом сразу же попали в эту категорию. В то время в отеле жили подружка Джина Крелла Нико и «суперзвезда» Энди Уорхола Вива. Еще там обитал Квентин Крисп, а также Джордж Кляйнзингер, американский композитор, с которым делили номер питон длиной 3,5 метра, ручной аллигатор и подружка двадцати с чем-то лет. А Кляйнзингеру в 70-х было уже лет под сто. Так что Малкольм и Вивьен попали точно по адресу и быстро влились в коллектив вместе с Сильвианом и Джонни Сандерсом из «Dolls». Они забросили коммерцию ради анархии, развлечений и культуры. «The New York Dolls» водили их повсюду, и казалось, никто ни за что не платил. У Вивьен и Малкольма взяли интервью для уорхоловского журнала «Interview», они развлекались в клубе «CDGB», слушали выступления Ричарда Хелла (Майерса), Патти Смит и «The Ramones». «Все вокруг нюхали кокаин, – говорит Вивьен, – его было так много, что им запросто делились со всеми. Там были Эрик Эмерсон и Вива и, конечно, Уорхол – вся тусовка с его киностудии «Фабрика». И очень много кокаина». Подруга Вивьен Дэбби Харри, которая позже стала выступать в группе «Blondie», вспоминает, что кое-какие вещи все-таки удалось продать, хотя и довольно необычным способом: «Я тогда тусовалась с «The New York Dolls», и среди их друзей/поклонников была одна девушка – Эйлин Полк. Она жила на Западной 13-й улице, в Гринвич-Виллидж. И вот однажды кто-то из нас был на ее улице и видел, как Малкольм Макларен остановился на арендованном автомобиле-универсале, припарковался, поднял дверцу кузова и начал вытаскивать из него коробки с чудесными резиновыми вещами, созданными его тогдашней девушкой Вивьен, и продавать их. На Западной 13-й улице начался невероятный ажиотаж, все как накинулись на те вещи, будто изголодались по моде!»

Несмотря на этот голод, к 1974 году Малкольм решил, что следующий переворот в духе ситуационизма он совершит не как торговец модой, а как промоутер музыкальной группы. Тогдашние нью-йоркские клубы переживали подъем. Участники «The New York Dolls» одевались в резиновую одежду, носили собачьи ошейники и тусовались с Игги Попом и Лу Ридом, а также с молодыми завсегдатаями клубов – героинщиками, которые и составляли их основную аудиторию. Клубный промоутер Хилли Кристал, который ангажировал «The New York Dolls», познакомил Вивьен и Малкольма с Элисом Купером и Майклом Джи Поллардом, которые тем жарким нью-йоркским летом пришли к ним в «Chelsea», а Боб Колачелло пригласил их на съемку с Энди Уорхолом в офисе журнала «Interview» на Юнион-сквер. Они согласились. Малкольм в кадре говорил, Вивьен позировала, а Уорхол молчал. Еще они вместе с поэтессой Патти Смит ходили на частные вечеринки «Dolls» и даже как-то поздней ночью оказались в квартире Йохансена, где проходило первое прослушивание новой пластинки группы. В то время Вивьен и Малкольм еще предпочитали рок-н-ролл, так что услышанное их потрясло – «музыка была такой ужасной, что с треском впадала в другую крайность – в великолепие… Именно эта извращенная эстетика вновь и разожгла интерес Малкольма к поп-музыке».

Центр Нью-Йорка дарил Вивьен-модельеру новые идеи – настоящие, не в пример кинематографичной Америке. Для Малкольма пребывание в Нью-Йорке стало поворотным моментом в его музыкальной карьере. Тем летом Малкольм нашел свою страсть в музыке, и магазин «Let It Rock» стал казаться ему всего лишь поводом к тому, чтобы стать стилистом музыкальной группы. Зато через «Dolls» Вивьен с Малкольмом познакомились с человеком, который незаметно изменил представление Вивьен об одежде, так же как сама группа незаметно повлияла на музыкальные амбиции Малкольма. Звали этого человека Ричард Майерс, но все знали его под прозвищем Хелл; он тоже был музыкантом. По части стиля он стал главным связующим звеном между Нью-Йорком, Вивьен, Малкольмом и панком.

«Ричард Хелл казался мне бесподобным. Он весь был какой-то разбитый, потрепанный, будто только что вылез из канализации, будто тысячу лет не спал и будто всем было на него плевать. И будто ему было на тебя плевать! Ричард был удивительным парнем со скучающим выражением лица, испитой, грязный, покрытый шрамами, в рваной майке. Кажется, тогда еще не было булавок, хотя, может, и были, и образ Ричарда, его всклокоченные волосы, каждая деталь так вдохновили меня, что сомнений быть не могло, что я увезу этот образ в Лондон. Дома я хотел повторить его и придать ему английские черты».

Это слова Малкольма, но, без сомнения, родились они после разговора с Вивьен, и сейчас она утверждает, что Хелл стал своего рода мальчиком с плаката в образе, который они сотворили раньше. Как и Вивьен, Хелл черпал вдохновение в истории литературы, в его случае – в эстетике саморазрушения французских поэтов Верлена и Рембо. Его спутанные волосы, намек на стиль 50-х, рваные футболки и кожаная одежда в точности соответствовали тому, что Вивьен с Малкольмом уже шили и носили сами. Зато Хелл помог связать воедино мужской образ – сомнительный в сексуальном отношении образ потрепанного жизнью и наркотиками эстета, откровенного мода, пугающего рокера… с булавками.

До сих пор ведутся споры, кто первым – Хелл, Джонни Роттен, Сид Вишес, Вивьен или Малкольм – придумали украшать одежду булавками, которые впоследствии станут таким знаковым атрибутом панка. Вивьен только пожимает плечами и говорит, что это заслуга Сида и Джонни. «Джонни носил булавку в ухе. А у Сида были розовые габардиновые штаны – как сейчас их помню, – все в дырах, порванные каким-то наркоманом, который искал дозу. Помню, Сид пришел в магазин в своих изрезанных штанах, скрепленных булавками, и с туалетной бумагой, обмотанной вокруг шеи на манер галстука. Такие были времена. Заходили девушки-ирландки с чайниками вместо сумочек, а еще был один парень с тостом с джемом на голове. Так что булавки не были чем-то из ряда вон выходящим».