Последний император Китая. Пу И (1906-1967) - Виктор Усов Страница 40

Вскоре после китайского Нового года наступил день рождения Пу И – ему исполнилось двадцать лет. Император первоначально не хотел торжественно отмечать эту круглую дату вне своего дома, но хозяин японской миссии неожиданно для Пу И настоял на пышном торжестве. Он любезно предоставил для приема гостей парадный зал, который в день торжества был украшен и устлан великолепными коврами. Был сооружен трон из кресла, застеленного желтой подстилкой, ширму за креслом оклеили желтой бумагой, слуги недели цинские шапки с красными кистями. Число приглашенных бывших сановников, приехавших из разных мест – Тяньцзиня, Шанхая, Гуандуна, Фуцзяни и других мест, перевалило за сотню. Вместе с князьями и сановниками, а также иностранными гостями собралось около 500-600 человек.

Император одел синий шелковый халат с узорами и куртку из черного сатина. Князья и сановники были одеты так же.

После окончания праздничной церемонии Пу И обратился к присутствующим с речью, которая была опубликована в одной из шанхайских газет.

«Так как мне всего лишь двадцать лет, было бы неверным отмечать мое долголетие, и я, будучи гостем под чужой крышей, при нынешних трудностях не намеревался отмечать эту дату. Но поскольку вы прибыли сюда, проделав большой путь, я хотел воспользоваться случаем повидать вас и поговорить с вами, – изрек император. – Мне хорошо известно, что в современном мире императоры не могут больше существовать, и я решил не рисковать и не быть исключением. Моя жизнь в самом дворце мало отличалась от жизни заключенного, и я постоянно ощущал, что мне недостает свободы. Я долго питал надежды на поездку за границу учиться, усердно изучал для этого английский язык, но на моем пути оказалось слишком много препятствий.

Сохранение или упразднение «Льготных условий» не имело для меня большого значения. Я мог отказаться от них добровольно, но не потерпел насилия. «Льготные условия», являясь двухсторонним соглашением, не могут быть изменены указом одной из сторон, так как приравнены к международному договору. Посылка Фэн Юйсяном солдат во дворец – акт насилия, недостойный человека, в то время, как все можно было легко уладить путем переговоров. Я всегда искренне мечтал не пользоваться пустым титулом, но то, что это было сделано с помощью вооруженных сил, огорчает меня больше всего. Подобные варварские действия причиняют большой ущерб авторитету республики и ее репутации.

Не буду говорить о причинах, побудивших меня покинуть дворец: они, по-видимому, уже известны вам. Я был совершенно бессилен, и то, как действовал против меня Фэн Юйсян, не делает ему чести. Трудно передать чувство унижения, с которым я покидал дворец. Даже если Фэн Юйсян и имел основания изгнать меня из дворца, почему он конфисковал одежду, старинные вазы, каллиграфические надписи и книги, оставленные моими предками? Почему он не разрешил нам взять с собой чашки для риса, чайные чашки и кухонные принадлежности, так необходимые в повседневной жизни? Делалось ли это для сохранения антикварных вещей? Много ли они стоили? Не думаю, чтобы он поступал так грубо даже при дележе добычи между бандитами.

Когда Фэн Юйсян говорил, что реставрация 1917 года лишила законной силы «Льготные условия», ему следовало бы помнить, что мне тогда было всего лишь двенадцать лет и сам я не мог организовать реставрацию. Если даже оставить это в стороне, разве так называемая ежегодная субсидия когда-либо выплачивалась вовремя с тех пор, как были подписаны «Льготные условия»? Когда выплачивались дотации князьям и знати, о которых записано в различных соглашениях? Разве маньчжурам выплачивались средства на существование, предусмотренные «Льготными условиями»? Ответственность за нарушения «Условий» лежит прежде всего на республике: игнорирование этого и ссылка на реставрацию 1917 года лишены всяких оснований.

Не хочу жаловаться, но не могу упустить случая, чтобы не излить печаль, охватившую мою душу. Поэтому, если правительство республики услышит о ней, оно поймет, что все должно быть улажено справедливо. И я бы согласился с подобным урегулированием без колебаний.

Я хочу также сделать одно важное заявление. Я никогда не соглашусь ни на какие предложения прибегнуть ради собственных интересов к помощи иностранной интервенции. Я никогда бы не использовал иностранную силу для вмешательства во внутреннюю политику Китая» ^[54].

Примерно в те же дни, когда император отмечал свое двадцатилетие, во многих газетах появились полные негодования и возмущения материалы, направленные против Пу И и его окружения, скорее всего это было непосредственно связано с тем, что он переметнулся к японцам. В это время Комитет по реорганизации цинского двора, проводя инвентаризацию дворцового имущества, обнаружил ряд материалов, вроде резолюции на «Льготных условиях», написанной рукой Юань Шикая, документов о закладе, продаже и вывозе за границу антикварных изделий и т.п. Материалы были обнародованы и получили большой резонанс в китайской обществе. Наибольшее возмущение вызывала связь малого двора с японцами и начатое сторонниками монархии движения за восстановление «Льготных условий» (ко дню рождения императора в газетах уже было опубликовано тринадцать петиций за подписями более трехсот человек из пятнадцати провинций).

Среди –многочисленных газетных материалов разного толка, отражавших общественное мнение, были и фельетоны, и прямые гневные обвинения; встречались добрые советы, попадались и предупреждения японской миссии и республиканским властям.

В газете «Цзин бао» практически был расписан довольно точный и подробный сценарий дальнейшего развития событий:

«Самая мрачная цель заговора заключается в том, чтобы держать его (Пу И – В.У.) до тех пор, пока в одной из провинций не произойдет какой-нибудь инцидент и определенная держава не пошлет его туда и не восстановит при вооруженной поддержке титул его далеких предков. Провинция будет отделена от республики и защищена этой державой. Затем с ней станут поступать так, как поступают с уже анексированной страной.

Побег Пу И – результат преднамеренного запугивания и постепенного вовлечения его в сети далеко идущих планов. Заинтересованные лица согласны ради его обеспечения идти на любые расходы. Страна купила дружбу всех его последователей; сами того не подозревая, они попали под ее контроль и в будущем будут служить для нее орудием» ^[55]

Общественное мнение в то время было явно не на стороне императора. Со стороны же японцев Пу И ежедневно встречал подчеркнутое внимание. Широкая критика его в печати, недовольство его отца и его окружения – все это вызывало злобу и усиливало ненависть императора. Понимая, что ради своего будущего нужно что-то предпринимать, он решил попытаться уехать в Японию. Когда он сообщил о своем желании японцам, то японский посланник официально никак не выразил своего мнения, но секретарь Икэбэ открыто выражал свой восторг.

Спустя несколько дней после дня рождения Пу И сановник Ло Чжэньюй сказал императору, что он уже договорился обо всем с Икэбэ. Выезд за границу должен подготавливаться в Тяньцзине, в Пекине же оставаться императору не очень удобно. Вскоре в Тяньцзине на территории японской концессии был куплен дом и императору доложили, что все готово и можно выезжать»Момент был выбран удачно, – вспоминал Пу И, – так как национальная армия как раз меняла свои гарнизоны и вдоль железной дороги осталось лишь небольшое количество солдат фэнтяньской группировки. Я поговорил с Есидзава, и он дал согласие на мой переезд в Тяньцзинь. Не возражал и Дуань Цижуй, когда ему сообщили о моем намерении, и предложил послать своих солдат для охраны. Посланник отказался от его добрых услуг. Было решено, что в Пекин прибудут начальник полиции при японском генеральном консульстве в Тяньцзине и переодетые полицейские; они и будут меня охранять. Следом за мной приедут Вань Жун и другие» ^[56].