Мирабо - Рене де Кастр Страница 40

Мирабо был уверен, что если Софи даст показания в его пользу, он в конечном счете добьется полного оправдания в какой-либо юридической инстанции, единственно потому, что его обвиняют в преступлении, которого он не совершал. Мирабо, верно, был убежден, что Софи, несмотря на боль и досаду, не предаст своего любовника.

Пришлось рискнуть, ввязаться в неприятную авантюру, стать пленником, вручить себя во власть злонамеренных судей, а потом подвергнуться апелляционному решению, что предполагало длительное предварительное заключение, поскольку дело считалось уголовным.

Таким образом, выезжая из Биньона 2 февраля 1782 года, Оноре Габриэль испытывал обоснованные опасения по поводу того, как повернется процесс.

Верный слуга Легрен сопровождал хозяина. За ними следовал и третий персонаж — господин де Бирон, так называемый адвокат, чья жена уже некоторое время была любовницей Мирабо.

Первую остановку сделали в Дижоне. Де Бирон предпринял попытку убедить семейство де Рюффе отказаться от иска, чтобы спасти честь Софи; попытка не увенчалась успехом, и они отправились дальше, в Понтарлье. Шел снег, де Бирон поехал вперед, чтобы переговорить о судьбе своего подзащитного. Судьи оказались неумолимы: условием процесса было тюремное заключение подследственного.

12 февраля 1782 года Мирабо посадили в тюрьму Понтарлье. Общественное мнение, умело созданное его противниками, было направлено против него; ему пришлось повысить голос, чтобы в журнале записи прибытия заключенных отметили его добровольную сдачу властям. Караульный отвел его в камеру; сквозь решетку Мирабо видел эшафот, возведенный на площади перед тюрьмой.

В такой неблагоприятной обстановке требовалось сконцентрировать всю свою волю. Подлость противников Мирабо придаст ему величия в борьбе — а она продлится целых полгода.

На первых же допросах Мирабо прибегнул к своей системе защиты: действо, в совершении которого его обвиняют, никогда не признавалось преступлением, если оно совершено в отношении замужней женщины, то есть несущей гражданскую ответственность за свои поступки. Более того, госпожа де Монье по своей воле приехала к нему в Швейцарию, где он проживал; обвинение совершенно необоснованно, приговор следует отменить.

Мирабо забыл лишь об одном: судья не обязательно вершит правосудие, он лишь следует указаниям своей совести, а та может быть подвержена влиянию. Когда человек в силу своей должности становится неприкасаемым, то охотнее склоняется к несправедливости. Между бессменным судьей и тираном разница в масштабе, но принцип тот же.

Осмелится ли господин де Монье изменить суть своего иска? — спросил Мирабо у судей. Разумеется, господин де Монье на это осмелился, и в нарушение права идущие у него на поводу судьи решили, что обвинят Мирабо в прелюбодеянии. За это ему грозили галеры. Он подал апелляцию, опубликовал письменные возражения против иска, дошедшие до Парижа, где их тон оценили без снисхождения.

Положение обвиняемого, поначалу не слишком рискованное, стало опасным из-за отказа вершить правосудие: отрицать вину было нельзя, но всё же ее требовалось доказать. По счастью, с точки зрения закона прелюбодеяние состоялось лишь после прибытия Софи в Верьер; это порождало необходимость вызвать свидетелей из Швейцарии или Голландии. Таким образом, тактическим решением было лишить их возможности давать показания.

Эту задачу частично взял на себя слуга Легрен, отвезший в Невшатель письмо хозяина. Суд этого города запретил назначенным свидетелям являться в Понтарлье, что не позволило доказать факт прелюбодеяния в зале суда. Кроме того, на обратном пути Легрен, если верить его словам, вытянул кнутом королевского адвоката из Понтарлье.

Мирабо тем не менее остался в тюрьме, так как к нему питал личную злобу товарищ прокурора, господин де Сомбард.

В новых, все более яростных сочинениях, восхитительных своей диалектичностью, узник не оставил живого места на господине де Монье, заклеймил склочность его дочери, госпожи де Вальдаон, обрушился на судейских. Не забыл даже отпустить шпильки в адрес Сен-Мори, всё еще бывшего комендантом форта Жу.

Потому, как и следовало ожидать после всех этих неистовств, суд Безансона отказал Мирабо во временном освобождении; однако тот не признал своего поражения. Господин де Сомбард, добившийся этого приговора, был родственником господина де Монье в степени, не допустимой законом — она была установлена самим Мирабо в результате генеалогических изысканий. Узник подал кассационную жалобу, закрепившую его репутацию ловкого юриста.

Друг людей, тревожась по поводу происходящего и опасаясь, как бы сына не приговорили к новому штрафу, подготовил проект сделки. Мирабо, предупрежденный дю Сайяном, узнал, что Монье и Рюффе, уставшие от того, что на них льют помои, готовы к примирению. Из соображений высшей хитрости Мирабо притворился глухим; нужно было обмануть Софи. Да, этим соглашением ее приносят в жертву, но оно способно одновременно положить конец скандалу и снять с де Монье обвинения в подкупе судей.

Полюбовное соглашение заключили 14 августа 1782 года. Заочный приговор был отменен, равно как и последующие решения суда. По отношению к Софи были приняты суровые меры: развод ее с де Монье признан окончательным, приданое ей будет возвращено при условии, что она останется в Жьене еще на год после смерти своего супруга, чье состояние полностью перейдет к Вальдаонам, за исключением пожизненной ренты в тысячу двести ливров вдове.

Поскольку изначально речь шла о смертном приговоре для обольстителя и пожизненном заключении для неверной жены, бывшие осужденные выглядели победителями. Несколько дней Мирабо гордо расхаживал по Понтарлье. Бросив вызов всему свету, он не пожелал вернуться к отцу и уехал в Швейцарию.

VI

«Они все думали, что мы не можем жить друг без друга. Увы, супруг мой, они ошибаются». Это последнее «прости» Софи, поставленной в известность о сделке. Она стала жертвой любовной драмы, разбившей ее сердце, а потом и лишившей ее жизни.

Вызволенный любовник пошел по пути свободы и, завершив роман, оказался лицом к лицу с Историей. Поездку в Невшатель, которая будет иметь важное значение для судьбы Франции, Мирабо предпринял лишь из соображений выгоды: ему требовались деньги, а издатель Фош оказался единственным человеком, который согласился ему их ссудить.

Проезжая мимо форта Жу, останавливаясь на постоялом дворе в Верьере, вновь созерцая тихое озеро, в ясные дни отражающее горные вершины Бернского Оберланда, приближаясь к полукругу домов, над которыми возвышается колокольня невшательской монастырской церкви, Мирабо мог бы возродить прошлое; но прошлое умерло, перед ним стояло будущее. Автор «Опыта о деспотизме» вез с собой рукописи трактата «О тайных приказах», «Обобранного шпиона» и порнографического романа «Мое обращение к религии». Книготорговец выдал аванс и отдал сочинения в набор.

Получив немного денег, Мирабо стал слоняться по улицам Невшателя; он захаживал в таверны, где текло рекой белое вино виноградников Будри, и пользовался спросом у девок. В очередной раз жители города смотрели на этого странного, праздношатающегося человека, указывая друг другу на его рябое лицо, отмеченное теперь ранними морщинами, и буйную шевелюру, намеренно увеличенную начесами.