Девятая рота. Факультет специальной разведки Рязанского училища ВДВ - Андрей Бронников Страница 40

Приученный к риску организм требовал все больших порций адреналина, и поэтому новость о ночных прыжках вызвала, хотя и с некоторым замиранием сердца, но восторг. Далее комочек страха, который никогда не удавалось полностью изгнать из души, трепыхался внутри в продолжение всех процедур приготовления к прыжку. Полагаю, не только у меня. В том и состоял смысл довольного рискового действа, парашютных прыжков, чтобы бороть страх, держать себя в руках, а потом дать волю адреналиновому потоку, который извергался из недр организма сразу после наполнения купола. А тут еще впервые в жизни это должно было случиться ночью.

Порядок действий не менялся, менялось только время. Теперь все события начали разворачиваться после ужина. Теперь, практически всегда, прыжки мы совершали с оружием, и это радовало – за сложность к оплате прибавлялся один рубль пятьдесят копеек. Немалые деньги по тем временам, хорошая прибавка к курсантскому денежному довольствию в восемь рублей.

Особенно востребованными оказались ГК-30 по уже упомянутым мною ранее причинам. Ан-2, которые ожидали нас в Дягилево, уже разогревали двигатели. Площадка приземления – Кузьминское. После Ил-76 и Ан-22 простенький тихоходный «кукурузник» представлялся удовольствием, не сопряженным с большими перегрузками, что не могло не радовать. Классическая картинка парашютистов, шагающих к самолету на фоне багряного неба, тоже имела место быть, только это был солнечный закат.

Так получилось, что во время полета мне досталось место по правому борту почти напротив дверей Ан-2. Когда дверь распахнулась, в салон прямо на уровне моего лица в глаза заглянула ярко-желтая луна. Казалось, что мы достигли высоты обитания ночного светила, и теперь оно приветливо встречало нас, чтобы почти сразу проводить. Это было, пожалуй, самое яркое впечатление от ночных прыжков.

Я стоял в дверях, ожидая команды. Выпускающий отсчитывал положенные несколько секунд интервала между парашютистами, и за это время я успел разглядеть все, что происходило внизу. Удивительное дело, но земля была видна очень хорошо. Пункт сбора подсвечивался фарами автомашин – казалось, в этом не было необходимости, но это впечатление оказалось обманчивым. Через несколько минут я это понял.

До этого момента я думал, что все будет происходить, как при прыжках с низкой облачностью, которые достались нам месяцем ранее, когда прыгали с дюралевого «сарая» Ан-12. Тогда передо мной за порогом самолета в ста метрах расстилалось бугристое серое поле, и именно это вызывало дискомфорт. Мы привыкли к бездне, к головокружительной высоте, которая по времени давала больше возможностей, ведь тогда в случае нештатных ситуаций парашютист имеет больше времени, чтобы что-либо предпринять для спасения себя.

Первая половина спуска под куполом в таких сложных условиях действительно была рисковой, потому что ближайший парашютист появлялся в поле зрения лишь в последний момент, а потом облака оставались выше, а земля как на ладони…

Ночью все оказалось с точностью до наоборот. На большой высоте земля виделась отчетливо, хотя и сумеречно, но в определенный момент я вдруг погрузился во тьму, луна мгновенно встала на свое привычное место, а внизу оставалось примерно двести метров кромешной тьмы. Зато слышимость была превосходной. Я услышал, как вначале бухнул о землю грузовой контейнер, болтавшийся под парашютистом, который прыгал впереди меня, затем приземлился и он. Тогда я заблаговременно свел стопы вместе и спускался так, как мне показалось, достаточно долго, потом благополучно земля встретила и меня.

Теперь главное было – не потерять парашютное кольцо. Обычно я после раскрытия купола вталкивал его между автоматом, висевшем на груди, и запаской, но при ударе о землю оно выпадало, и приходилось его потом искать в жиденькой травке. В этот раз я вынужден был напряженно попыхтеть, засовывая его на место, в карман, да так, чтобы оно во время этой процедуры не упало вниз.

Прыжки с Ан-2, даже ночные, проходили гораздо спокойнее и вызывали меньше волнений, чем с самолетов военно-транспортной авиации. Были моменты, когда внезапно давалась команда «отставить», потому что где-то в другой части ВДВ случалась нештатная ситуация, иногда сопряженная с гибелью парашютиста. В этом случае прыжки задерживали до выяснения причин чрезвычайного происшествия.

Однажды во время укладки после совершения очередного прыжка с Ил-76ТД к нам подошел начальник кафедры ВДП полковник Комов. Он продемонстрировал нам купол стабилизирующего парашюта. Все стропы его были оборваны аккурат вдоль кромки. Оказывается, Комов искал владельца парашюта, который был обнаружен на площадке приземления. При этом вся техника сработала исправно, отказов не было. Как это могло произойти и что там случилось, даже не могу и предположить, но купол он нам действительно показывал. Видимо, владелец нашелся, но среди нас его не было.