Королева воинов - Алан Голд Страница 40

Но мысли о Нероне уже не так угнетали Боудику, как сообщение о том, что мерзавец Кассий сам вступил в союз с римлянами. Что он задумал? Что за тайные планы он вынашивает и какую опасность может теперь представлять для Прасутага?.. И, что более вероятно, для нее самой?

Дворец императора Нерона

— Британик! — воскликнул император с восторгом. — Британик, дорогой брат и сын бога Клавдия! Позволь нам отметить сатурналии божественной песней! Я хочу, чтобы ты вышел и спел нам. Позволь нам увидеть твое чудесное лицо и услышать твой сладкий голос.

В зале, где проходило празднество, разом воцарилось молчание. Эта зала обычно предназначалась для не слишком важных гостей, артистов и второстепенных сенаторов и воителей. Именно такое место долго занимал в иерархии Нерона и Британик. Его обычно не замечали, а, заметив, неизменно осмеивали. Британик, сводный брат Нерона и настоящий сын императора Клавдия, был худощавым подростком со спокойным и тихим нравом. Те, кто хорошо его знал, давно поняли, что главным его желанием, равно как и некогда желанием его отца, было избежать смертоносной судьбы императора.

— Подойди, Британик! — снова воскликнул император. — Встань в центр, чтобы все могли тебя видеть! В конце концов, ты же воистину благороден. Я сделал твоего отца богом, а теперь выяснилось, что ты стал любимцем моей матери. По причинам, известным лишь небу, она предпочитает мне тебя. Давай же мы посмотрим, почему она променяла своего родного сына со всеми его талантами и дарованиями на… такого как ты.

Гости с ужасом ждали того, что должно было сейчас произойти. Ненависть между Нероном и Британиком всегда была очевидной, но она никогда не проявлялась на публике. Сейчас же она явилась неприкрытой и ужасающей.

Британик нерешительно произнес:

— Цезарь, тебе известно, что у меня нет голоса, чтобы петь. Уверен, что всем лучше насладиться одной из твоих прекрасных од. Спой нам песню, Нерон, и позволь всем твоим друзьям и почитателям услышать голос, подаренный самими богами.

— Нет, дорогой брат. Пришло время тебе спеть для нас. И ты будешь петь! Встань же и иди сюда. Позволь нам услышать свою песню.

Тринадцатилетний Британик поднялся, дрожа от переполнившего его страха. Он уже предчувствовал, как выйдет из-за кушеток и окажется в центре комнаты и как все глаза будут устремлены на него. Заикаясь, он только спросил:

— Что я должен петь, Нерон?

Император повернулся к гостям и расхохотался:

— Он спрашивает меня, что ему спеть! Вы слышали? Мальчик хочет, чтобы я сказал ему. Разве кто-нибудь говорит мне, что петь? Нет, ибо сами боги вкладывают музыку в мои уста, и я пою песни воздуха, моря и горных вершин. Мои пальцы — арфы, вызывающие духов, а губы — трубы, заставляющие прислушиваться богов, мой рот — рог изобилия, в котором живут музы и отдают величайшие дары. И этот мальчишка спрашивает меня, что он должен петь?!

Он ожидал смеха, но в зале воцарилась тишина, потому что все смотрели на Британика и чувствовали переполнявшую его тревогу.

— Я не знаю! — закричал Нерон. — Пой то, что хочешь.

Тонким, робким голосом Британик запел песню, которую сочинил всего несколько дней назад, страдая от одиночества в своей дальней комнате на первом этаже дворца.

Нежен, молод и бессилен,

Как цветок с куста,

Вся семья моя в могиле:

Круглый сирота —

Нет ни дома, нет ни друга,

Страшно меж людьми…

Ты ли, Смерть, моя подруга

Встала за дверьми?

Наконец…

— Довольно! — завопил Нерон. — Хватит! Что за погребальная песнь? Что за кошмарная мелодия!

Он огляделся по сторонам, ожидая, что люди как всегда согласятся и закричат на мальчишку. Но все молчали. Напротив, некоторые отвернулись от императора, чтобы он не увидел на их лицах страдания. В ярости Нерон приказал Британику сесть на место и сам замолчал. Обед закончился в тягостной тишине.

Нерон отправился в постель рано, и, как только гости разошлись, пожилой сенатор, который смог пережить правление и Тиберия, и Калигулы, и Клавдия, прошептал Британику на ухо:

— С этого момента берегись. Твоя песня и в самом деле может оказаться предсмертным плачем. Мой совет тебе, сын Клавдия: покинь этот дворец сегодня же и никогда не возвращайся.

Предстоящий обед должен был быть превосходным. Все было тщательно подготовлено, учтены все мелочи. Нерон самолично убедился, чтобы все развлечения были заранее продуманы. О, это будет потрясающий вечер и вполне подходящий для того, чтобы отплатить Британику за то неудобство, которое он доставил императору неделю назад прямо перед всеми друзьями.

И это будет началом избавления от гнусных отпрысков отвратительного Клавдия — брата и сестры, которые представляли теперь угрозу для власти Нерона. Британик должен умереть. За все те страхи и унижения, которые претерпел из-за него Нерон. И скоро мерзкий мальчишка отправится в страну теней вместе с женой Нерона Октавией, тоже исчадьем мерзкого Клавдия.

И потом он наконец-то сможет обратить внимание на главную заботу своего правления. Она была, по уверениям всех его друзей, самой опасной. О, радость убить Агриппину! Много ли великих людей позволило бы себе убить женщину, которая была их матерью и наложницей?

Да, она уйдет. Это будет трудно, ибо гадина еще слишком могущественна и ее по-прежнему поддерживают разные силы, стоящие близ трона. Несмотря на то что Нерон изгнал ее из дворца, она все еще представляла для него угрозу. Разве не ей пришла в голову ужасная мысль на том пиру в бухте Неаполя — мысль, что ее собственный, родной сын — узурпатор и не имел права занимать трон? Потому что, видите ли, Британик — истинный, родной сын Клавдия и потому только он — настоящий император! Чем больше Нерон пытался удалить свою мать от власти, тем больше поддерживала она Британика против него, Нерона. «О, — подумал он, — бесчестная мать встретит свой бесславный и мучительный конец!»

И сегодня мир преклонится перед настоящим императором. Не перед узурпатором, которого посадила на трон Агриппина, а перед цезарем, занявшим его по праву. Перед молодым человеком, который внимательно слушал уроки своего наставника и советника, мудрого стоика Сенеки; перед тем, кто постиг уроки бесстрашного и выдающегося полководца Бурра; перед тем, кто был радостью и восторгом Рима и обрел любовь и уважение всех людей, когда снизил налоги, убрал кровавые представления с арен и превратил их в места посещения семей и кто поставил самые грандиозные и фантастические представления из всех, какие когда-либо видел Рим!

Нерон опустился на ложе. Он рад был возможности подумать о деяниях, которые он уже осуществил для империи. Его воображение витало над картой империи, от жаркого и таинственного востока до холодного и негостеприимного севера. Сенека говорил ему, что стоит проявлять больше интереса к землям, которые находятся под его властью; однако он по-настоящему интересовался только театром, пением, музыкой и плотскими удовольствиями. Зачем вникать в детали? Разве это не работа его советников? Для чего тогда они находятся подле него, если не заботиться о судьбе Рима? Его же обязаность как императора должна заключаться в том, чтобы быть любимым людьми, и поэтому он будет изо всех сил трудиться, чтобы играть роль бога.