Ушкуйники против Золотой Орды. На острие меча - Виктор Карпенко Страница 40

Из награбленного в Сарай-Берке многое пришлось оставить на пристани, ушкуи не смогли принять всего. Но безнаказанность и безволие татар разжигали жажду наживы, каждый из повольников уже видел себя богачом, а хотелось еще и еще. Здесь же, на площади, примыкавшей к пристани, ушкуйники приняли решение: идти дальше к морю. На совете же ближних к Прокопу и Смолянину сотников решили: золото, серебро, украшения и каменья, оружие, дорогую посуду, а также диковинные фигуры красивых баб и мускулистых мужиков из белого и розового мрамора, взятых в ханском дворце [34], оставить в укромном месте на одном из островов. Что и было сделано в одну из ночей, когда ушкуйники стали на отдых. Дело непростое: нужно было не только спрятать добычу, но сделать это так, чтобы о месте схрона знало как можно меньше повольников.

Спрятано было много, но и в ушкуях оставалось еще немало. Поговаривали, чтобы награбленное добро продать на сказочных восточных базарах, о которых по Руси ходили легенды. Золото и серебро занимает места немного.

Когда подошли к Ас-Тархану, их уже ждали. На небольшой пристани в окружении знати ушкуйников встречал хан Салгей, внук хана Джанибека. Он тут же, как неизбежное, принял требование выплатить дань, указанную Прокопом. Хан согласился также выкупить и весь полон, взятый в Сарай-Берке. Салгей унаследовал от деда хитрый, изворотливый ум, непомерную жадность и коварство. Он сладким голосом расхваливал силу и храбрость ушкуйников, их непобедимость, сравнивал Прокопа и Смолянина с великими полководцами. Хан предложил отдохнуть повольникам в его городе. Получив согласие, он устроил в честь ватажников пир.

Рекой лилось ромейское вино, слух ушкуйников услаждала странная томная музыка, а взгляд ласкали извивающиеся полуголые танцовщицы. К утру ни один из повольников не стоял на ногах, даже охрана ушкуев и та захорошела от дармового сладкого на вкус и хмельного вина.

По зову трубы на поникших, безвольных и ослабленных хмелем повольников навалились татары. Они отбирали жизни с неимоверной жестокостью, быстро и сноровисто, словно делали нудную, но необходимую работу. Немногим удалось избежать резни. Но и те, возвращаясь на Русь, гибли от татарских разъездов, попадали в плен, тонули в волжских водах… Те же, что добрались до Ошела, имели жалкий вид. Их рассказ потряс. Один из спасшихся, отведя Ярослава в сторону, тихо сказал:

— Мне ведом остров, где укрыта добыча повольников. Будь твоя воля, покажу. Мне же от тебя нужно одно: прими к себе. Я — хороший плотник, пригожусь.

— Оставайся! Что же до богатства, то — молчи. Не то за твою жизнь не дам и полушки!

5

Весть о разоре Сарай-Берке и иных понизовых татарских городов дошла и до великого князя владимирского Дмитрия Ивановича. Даже то, что в Ас-Тархане ушкуйники нашли свою смерть, не утешила его. Он пылал местью. Но пошел почему-то не на Хлынов, где обосновались разорители Костромы, а на Новгород Великий. Подойдя к городу, он обложил его войском и стал грабить окрестности. Когда из поселений было все вывезено и даже жители уведены в Москву, великий князь принялся за волости. Много купцов и ремесленников пострадали от московской рати, не гнушались даже побором с церквей и монастырей. Дмитрий московский успокоился лишь тогда, когда по его требованию из казны города вынесли восемь тысяч рублей [35]серебром. Это половина того, что вся Русь платила Золотой Орде в год. Только после этого «жажда мести» великого князя была утолена.