За ценой не постоим! - Иван Кошкин Страница 40

— А если и нет — какое это имеет значение? — Петров повернулся к наводчику.

— Ну… Москва же. А если мы не удержим?

— А ты не о том думаешь, — подал вдруг голос Осокин.

— Почему не о том? — Водителя Протасов почти не боялся.

— А потому! — Механик заглянул в башню снизу, и лицо его было сердитым. — Это не наше дело, кто там сзади. Что за х… дурость, я хотел сказать! Ты еще по немцам ни разу не выстрелил!

За два с половиной месяца их совместного военного бытия Петров мог по пальцам пересчитать случаи, когда мехвод позволял себе бранное слово, и каждый раз на то была серьезнейшая причина. Похоже, размазня наводчик своим нытьем довел и обычно невозмутимого Осокина. Оставив одного комсомольца заниматься воспитанием другого члена ВЛКСМ [17], командир, крякнув, выжал тяжелую крышку башенного люка. Трехпудовая стальная плита встала на защелку, и Петров снова высунулся из башни. Обе соседние «тридцатьчетверки» были на месте, укрытые среди заиндевелых берез, они сливались с лесом, такие же белые, холодные, но готовые в любую минуту рвануться с места, ударить всей мощью своих двадцати шести тонн. Внезапно старшему лейтенанту показалось, что он слышит голоса, Петров резко обернулся и похолодел — между деревьями мелькали какие-то фигуры. Он уже взялся за крышку люка, когда с облегчением увидел, что впереди идет человек в полушубке и черном танкошлеме с пулеметом на плече. Словно угадав его мысли, Безуглый махнул рукой и громко сказал:

— Свои, свои!

В башне тем временем не на шутку разошедшийся Осокин проводил политинформацию на тему: «Боевой дух советского танкиста». Мехвод уже начал горячо и путано пересказывать речь комиссара Белякова перед последним боем, когда командир приказал ему лезть вниз, а наводчику — вести наблюдение за полем. Перекинув через плечо портупею, Петров вылез из танка. Сперва он хотел пойти навстречу, но потом решил, что правильнее будет встретить Безуглого у машины. Никакого беспокойства старший лейтенант не испытывал. Он знал, что радист скорее дал бы убить себя, чем выдал врагам засаду. Теперь Петров мог разглядеть тех, кого привел москвич: двенадцать человек в ватных штанах и куртках и серых ушанках. Свои, пехотинцы. У того, что шел, с трудом переставляя ноги в огромных валенках, рядом с Безуглым, на вороте выделялись самодельные петлицы. Пошатываясь, человек подошел к танку, и Петров увидел, что на кусках серого сукна, нашитых на ворот, химическим карандашом нарисовано по кубику. Младший лейтенант. На вид ему было лет тридцать, но комвзвода знал, что делают с человеком усталость и страх. Грязь и пороховая гарь не могли скрыть юношескую припухлость щек — командир пехотинцев был едва ли старше Осокина. Петров расправил плечи и опустил руки по швам, жалея, что ворот застегнут наглухо, и младший лейтенант не видит его звания. Не доходя трех шагов до комвзвода, юный командир остановился и тоже встал по стойке «смирно», затем медленно поднял руку к шапке. Петров ждал доклада, но младший лейтенант молчал. Через несколько секунд юноша открыл рот, словно собираясь что-то сказать, но из горла вырвался какой-то сип. Губы пехотинца задрожали, и Петров вдруг понял, что младший лейтенант сейчас заплачет. Танкист посмотрел на красноармейцев, что встали гурьбой метрах в пяти от своего командира. Такие же, как и он, — усталые, испуганные, ватные куртки и штаны продраны и прожжены во многих местах. Двое легко ранены: вон, видны перевязки под шапкой и на руке, еще одного поддерживают товарищи так, что боец даже не стоит — висит на их плечах. Но все двенадцать — при оружии: десять винтовок, «дегтярев», а двое тащат на плечах разобранный «максим». Совсем недавно, под Наро-Фоминском, Петров видел, как через его позиции не выходили — убегали бойцы и командиры: без оружия, без снаряжения, некоторые — без знаков различия. Эти же прорывались с боем, вынося раненого, с командиром… Который, похоже, вот-вот разрыдается. Петров спокойно отдал честь и четко представился:

— Старший лейтенант Петров, командир взвода, четвертая танковая бригада. Назовите себя, товарищ младший лейтенант.

Наверное, эта уверенность подействовала на юношу.

— Младший… лейтенант Щелкин, — голос у пехотинца был хриплый, простуженный, — временно сполнящий… Обязаннсти командира… Второй роты 1-го батальона… 1073-го полка. Принял кмандование два дня назад… В Волоколамске.

Он глотал звуки, словно в горле стоял ком, мешавший говорить, а Петров смотрел на этого мальчишку, что вывел из горящего города роту — одиннадцать человек при двух пулеметах.

— Связи не было. Држались до ночи, я решил прорваться…

Старший лейтенант ненавидел себя за то, что ему предстояло сейчас сделать. Эти люди нуждались в отдыхе. Среди них были раненые.

— Товарищ младший лейтенант, до возвращения в расположение бригады я подчиняю вашу роту себе, — сказал Петров. — Мне нужен наблюдательный пост на восточной опушке — выделите людей сами. Остальные займут позицию рядом с танками. Окопы здесь есть.

Он ожидал чего угодно: возмущения, отказа выполнить приказ, истерики, но только не того, что младший лейтенант снова поднимет руку к шапке.

— Есть, — вяло ответил Щелкин.

Они были настолько вымотаны, что сил протестовать уже не осталось. Если бы танкист приказал сейчас лечь и умереть — люди бы легли и умерли. Младший лейтенант стоял, покачиваясь, потом, словно спохватившись, опустил руку.

— Что с ним? — спросил Петров, кивнув на красноармейца, которого поддерживали товарищи.

— Боец Бекболатов, ранен в грудь. — Щелкин снял рукавицу и потер грязной рукой глаза. — Сперва шел, сейчас совсем ослабел… Его в медсанбат нужно…

Бекболатова действительно следовало отправить в медсанбат 316-й стрелковой дивизии, но где его искать, Петров не знал. Санпункты бригады еще не развернули, потому что медчасть безнадежно отстала. Отправить с раненым танк старший лейтенант, понятное дело, не мог, и, хуже всего, он не имел права отпустить двух бойцов нести раненого в расположение танкового батальона. Обстановка менялась каждый час, и если красноармейцы налетят на немецкую разведку, противник узнает не только местоположение засады, но и то, что здесь появилась 4-я танковая бригада. Мелькнула мысль положить Бекболатова в танк на боеукладку, но Петров отмел ее сразу — когда начнется бой, раненый будет мешать, а если танк подожгут, вытащить бойца не получится.