Короли абордажа - Владимир Шигин Страница 40

Очевидец тех событий рассказывает; «Эту свадьбу отпраздновали с великолепием коронованных глав. Каждый старался выказать свою радость Дориа и поднести им дары. Франциск I также щедро и великолепно одарил его, он украсил его орденом Святого Михаила, который тогда был орденом королей французских, и орден этот был возложен на Дориа…»

А едва закончились торжества, Дориа снова вышел в море, оставив свою молодую жену ждать у окна. По приказу короля с флотом в тридцать шесть галер, из которых шесть принадлежали ему лично, Дориа должен был напасть на завоеванную испанцами Сицилию. Но экспедиция завершилась безрезультатно. Вначале адмирал столь долго и странно добирался до острова, что в конце концов внезапно для всех оказался в Сардинии. Даже совершенно непосвященному достаточно одного взгляда на карту Средиземного моря, чтобы понять, что Сардиния и Сицилия это далеко не одно и то же. Дальше больше — на все требования из Парижа выйти в море Дориа отвечает категорическим отказом, ссылаясь то на шторма, то на болезни, то на отсутствие продовольствия.

Пока длится эта бесконечная переписка, Карл V, разумеется, предпринимает все надлежащие меры для обороны Сицилии, и вся операция теряет свой смысл. Париж и Мадрид вступают в переговоры и заключают между собой мирный договор, а Дориа ни с чем возвращается обратно к берегам Тосканы. Король Франциск остается весьма недовольным своим адмиралом, который по нерасторопности (пока король думает именно так) сорвал его далеко идущие планы отмщения испанцам.

Наслаждаться радостью семейной жизни Андре Дориа, однако, все равно долго не пришлось. Едва стихли залпы пушек, как в Генуе началась своя внутренняя война — война интриг и заговоров. Естественно, что Андре Дориа, при его любви к подобного рода делам, не остался в стороне, тем более что здесь решался вопрос большой власти, а значит, и больших денег. С ростом карьеры адмирала в Генуе начал быстро расти авторитет и всего его клана. Теперь многочисленные братья, зятья и племянники занимали хорошие должности, но стремились подняться еще выше. Сам Андре был к этому времени уже признанным лидером и главой всей фамилии. Прозябать в такое время где-то в море было бы для него ошибкой непростительной, потому Дориа, как всегда в таких случаях, действует быстро и решительно.

Оставив свои собственные восемь галер на племянника Филиппа и велев ему крейсировать в неаполитанских водах, он спешит домой. Племянник Филипп, не теряя связи с дядюшкой, одновременно помогает маршалу Лотрену осаждать происпански настроенный Неаполь. Действует же Филипп по плану, разработанному Андре Дориа. План этот прост, для начала соединиться с вышедшими на помощь французам двадцатью восемью венецианскими галерами, а затем уже сообща нанести удар по неаполитанскому порту.

Но подобный вариант событий просчитал и неаполитанский вице-король Монкад, а просчитав, решил не ждать соединения двух флотилий, а разбить их поодиночке. Вооружив восемь галер и несколько вспомогательных судов, погрузив на них отряды свирепых немецких ландскнехтов, умеющих сражаться равно как на суше, так и на море, Монкад лично возглавил экспедицию. В ее успехе у вице-короля особых сомнений не было, ведь главный противник Андре Дориа сейчас находится далеко от места предстоящего столкновения, а уж с его племянником он как-нибудь да справится! Судя по всему, останься сам Андре во главе своей маленькой, но боеспособной флотилии, никакого столкновения не было бы вообще. Выходить один на один и искушать судьбу против прославленного адмирала вице-король никогда бы не решился. Но адмирала не было, и Монкад решился! Дойдя до острова Капри, он принял решение хорошенько отдохнуть перед предстоящей схваткой, а потому вина и веселья на неаполитанских галерах было хоть отбавляй!

Пока Монкад гулял под чарующие звуки мандолин, Филипп, прошедший суровую военную школу своего дяди, даром времени не терял. Уведомленный шпионами о численности и намерениях сил вице-короля, он поспешил изготовиться к неминуемой встрече. Для начала он принял на борт отряд мушкетеров и освободил от оков всех своих гребцов-невольников, обещая им свободу за храбрость и выносливость в предстоящем бою. Гребцы ответили дружным согласием. Две галеры Филипп предусмотрительно оставил в резерве, чтобы они ввязались в бой только тогда, когда чаша весов заколеблется. Когда флоты наконец сошлись между собой в Салернском заливе, Гугес Монкад, внезапно заробев, спросил у своего помощника рыцаря Жюстиниана:

— Что нам сейчас лучше делать?

Тот недоуменно поглядел на вице-короля:

— Об этом надо было думать, когда гуляли на Капри. Теперь же остается одно — драться!

Тотчас Монкад дал сигнал к атаке. Вначале победа склонялась на сторону имперцев. Они даже захватили у Филиппа одну из галер. На затем в бой ввязались две резервные галеры младшего Дориа, и вице-король был сломлен. Потеряв две галеры потопленными, а две плененными, сам Монкад продолжал сражаться, будучи неоднократно раненным, пока не пал на палубе мертвым. После гибели предводителя сопротивление прекратилось. Всех пленных, а среди них оказалось немало именитых испанцев, решивших вслед за своим вице-королем разделить лавры легкой победы (среди них весьма влиятельные и близкие императору маркизы Дювгаста и Аскана Колллона), Филипп тут же отправил на захваченных галерах в Геную, чтобы наглядно продемонстрировать горожанам мощь и доблесть клана Дориа. Салернская победа племянника пришлась адмиралу как раз кстати.

Андре Дориа в это время принимал самое живое участие в интриге своего тестя, стремившегося отделить Геную от французской короны. Почему Дориа, только что столь щедро обласканный Франциском, решился отплатить ему столь черной неблагодарностью, точно неизвестно. Сам адмирал никогда об этом никому не рассказывал, не сохранилось и каких-либо документальных свидетельств его мотивов. Вполне возможно, как считает ряд итальянских историков, здесь был чисто политический мотив: передать Геную под испанское покровительство. Но тогда совершенно не ясно, почему же Дориа не перешел в свое время открыто под длань испанского монарха? Думается, и здесь в большей мере было все связано с финансовыми и экономическими интересами как генуэзского купечества, так и самого Дориа, никогда не слывшего бессребреником. Мощнейшая и огромнейшая Священная Римская империя, трон которой по совместительству с испанским занимал Карл V, являлась бездонным торговым рынком для генуэзских купцов, не идущим ни в какое сравнение со сравнительно небольшим французским рынком. Первыми поняли всю выгоду дружбы с испанцами венецианцы, теперь же и генуэзцам надо было что-то координально решать в своей экономической политике, чтобы не остаться ни с чем.

Казалось, зачем было, собираясь идти под скипетр испанского монарха, столь беспощадно громить его вице-короля? На самом же деле никакого противоречия здесь вовсе не было. Семейство Дориа наглядно демонстрировало Мадриду свою силу, а значит, определила и цену на свои услуги. Император Карл намек понял сразу.

Тем временем военные действия между Парижем и Мадридом снова грозили разразиться с еще большей силой. Вернувшийся из испанского плена французский король был преисполнен решимости взять долгожданный реванш за все понесенные поражения и унижения. Одержанной победе Дориа над испанцами Франциск был, в общем-то, рад, но положения самого Дориа она в глазах французского короля не упрочила, а скорее наоборот. Недруги адмирала, а таких в Париже хватало, во главе с канцлером Дюпра тут же доложили Франциску, что Дориа специально не торопился овладевать Сицилией, имея на то тайный сговор с испанцами. Многочисленные биографы — почитатели Дориа — считают адмирала жертвой тонкой дворцовой интриги, раскрученной его завистниками. Безвинный Дориа, по их словам, стал жертвой заговора королевских фаворитов, ревновавших его к славе. Введенный их нашептыванием в заблуждение, Франциск и потерял доверие к бесконечно преданному ему адмиралу.