Рождение Венеры - Сара Дюнан Страница 40

Я скользнула в хрустящие вышитые простыни, осторожно подобрав сорочку, чтобы она не задиралась. Моего мужа в спальне не было. Я стала ждать. Еще вчера я понятия не имела о том, как выглядит изнутри его дом. А через час я узнаю все то, чего не ведаю сейчас. А часа хватит? По правде сказать, несмотря на все разговоры, я не знала ничегошеньки.

Дверь отворилась. Мой муж был в прежней одежде и вообще имел такой вид, словно не в постель собирался ложиться, а на улицу выходить. Он подошел к столу, где стояла бутыль с вином, и наполнил два бокала. На мгновенье я даже засомневалась – а заметил ли он меня. Но он приблизился к кровати и уселся рядом со мной.

– Доброй ночи, – сказал он. От него пахло вином. – Как ты себя чувствуешь?

– Хорошо. Хотя я немного устала.

– Еще бы. Сегодня долгий был день. – Он сделал глоток и вручил мне другой бокал с вином. Я покачала головой. – Выпей, – настаивал он. – Оно поможет тебе успокоиться. – И тут я осознала, что и так успокоилась. Во всяком случае, настолько, насколько я на это способна. Но я все-таки послушала его и выпила. Вкус был незнакомый – это вино оказалось крепче, чем те, к которым я привыкла. За ужином я съела мало, а с тех пор уже прошло несколько часов. Жидкость обожгла мне горло; в голове слегка зашумело. Я кинула на него взгляд поверх бокала. Он смотрел в пол, как будто его мысли были целиком заняты чем-то посторонним. Потом поставил бокал на место. Наверное, ему не по себе. Если я и не первая девственница его жизни, то уж наверняка первая девственная жена.

– Ты готова? – спросил он.

– Мессер?

– Ты ведь знаешь, что сейчас должно произойти?

– Да, – ответила я, опустив глаза и невольно залившись краской.

– Хорошо.

Он придвинулся ко мне и, сняв верхнюю простыню, аккуратно сложил ее в изножье кровати. Я осталась сидеть в своей шелковой сорочке, так что из-под подола торчали только пальцы ног. Поглядев на них, я почему-то вспомнила Беатриче с босыми маленькими ножками, летящую навстречу Богу по велению радостного пера Боттичелли. Но Данте слишком любил ее, чтобы познать плотски. Правда и то, что он был женат совсем на другой женщине… Что мне сказала Эрила? «Не бойтесь… Умные женщины от этого не умирают».

Он положил руку мне на лодыжку, и его прикосновение сквозь шелковый покров показалось мне липким и неживым. Рука его полежала там немного, а потом, уже обеими руками, он начал приподнимать край моей сорочки, аккуратно подворачивая ее, пока мои ноги не открылись почти до самого срама. Теперь, когда он коснулся моей икры, его пальцы встретились с моей обнаженной плотью. Я сглотнула слюну и продолжала глядеть на его руку, а не на лицо, и всеми силами старалась не дрожать. Он провел пальцами по моей коленке, по бедру, до края задранной сорочки, завернул ее еще выше, так что показался кустик волос – таких же темных, как у меня на голове, если не темнее. А Плаутилла – там она их тоже осветляла? Слишком поздно, лихорадочно подумала я. И неосознанно вновь одернула сорочку. Он убрал руку и некоторое время просто сидел, рассматривая меня. Похоже, что-то было не так. Как будто что-то вызвало его неудовольствие. Но во мне дело или в нем самом – я не могла понять. Мне вспомнились статуи из его собрания: гладкие мраморные тела – такие совершенные, такие юные. Быть может, его смущала моя неуклюжесть и собственный возраст?

– А вы разве не разденетесь? – спросила я. К довершению беды, мой голос прозвучал совсем по-детски.

– Без этого можно обойтись, – ответил он почти сухо.

У меня перед глазами внезапно возникла та, случайно подсмотренная, картина: сидящая куртизанка и мужчина, спрятавший голову в нее в коленях. И мне сделалось дурно. Я подумала – сейчас он, наверное, меня поцелует. Когда же еще? Но он не стал меня целовать.

Вместо этого он подошел еще ближе к краю кровати и одной рукой начал расстегивать свой дублет, а затем запустил под него руку и извлек свой детородный орган, который вяло улегся у него на ладони. Я сидела, застыв от ужаса, не зная, смотреть ли мне или отвести глаза в сторону. Конечно, я видела мужские детородные части и раньше – у статуй – и, как все юные девушки, одновременно поражалась их жалкому уродству и дивилась, как эдакий сморщенный слизняк может вырасти в твердую снасть, способную проникнуть в женские недра. И теперь, хоть смотреть было невыносимо, я не могла отвести взгляд. Почему он не ложится в постель? Эрила как-то упоминала, что мужчина с женщиной могут совокупляться разными способами, но тут я даже растерялась. Он зажал свое естество в кулак и принялся поглаживать его и подергивать, водя рукой туда-сюда размеренными, почти ритмичными движениями. Другая его рука лежала в полном бездействии на моей ноге.

Я наблюдала как зачарованная. Похоже, мой муж вошел в экстаз. На меня он больше и не смотрел. Казалось, его взгляд устремлен внутрь: веки опущены, рот приоткрыт, оттуда доносятся какие-то тихие всхрапы. Через некоторое время он поднял другую руку, что лежала у меня на ноге, и ее тоже пустил в дело. Один раз он мельком взглянул на меня затуманенным взором, оскалив зубы в гримасе, хотя, наверное, это была улыбка. Я попыталась улыбнуться в ответ, но была настолько перепугана, что даже не поняла, увидел ли он мою улыбку. Ноги у меня будто склеились намертво.

Теперь он орудовал пальцами еще быстрее, и член его уже начал набухать.

– Хм… – Он часто задышал и поглядел на дело своих рук. – Уже лучше, – пробормотал он, еще чаще хватая воздух.

Теперь он взгромоздился на кровать, лег рядом со мною, не переставая поглаживать член, чтобы тот не терял твердости. Одной рукой он что-то вытащил из шкафчика, стоявшего поблизости. Это оказалась баночка синего стекла. Немного повозившись с крышкой, он погрузил туда пальцы и зачерпнул какой-то прозрачной субстанции. Намазался ею сам, а затем снова окунул руку в баночку и поднес ко мне.

– Не двигайся, – сказал он резким тоном. Я замерла. Коснувшись моих кущей, его пальцы стали нащупывать вход.

Мазь оказалась вязкой и холодной – такой холодной, что я невольно вскрикнула.

– Это же не больно, – выговорил он между выдохами. – Я еще ничего не делал.

Я, дрожа, замотала головой.

– Оно холодное. Очень холодное. – Я изо всех сил старалась не расплакаться.

Он громко рассмеялся. Я тоже – от ужаса.

– Господи, только не смейся, иначе все мои труды пойдут насмарку, – сказал он скороговоркой и снова принялся себя истязать. Смех застрял у меня в горле.

– Ты ведь девственница, верно?

– Да.

– Ну вот, сейчас я прорву девственную плеву. Чтобы легче войти в тебя. Понимаешь?

Я кивнула. Что внушалось обычно молодым женщинам? «Добродетель – приданое более ценное, нежели деньги». Но сейчас в таком наставлении было мало утешительнрго. Оно никак не объясняло, что за страшная нелепость совершается у меня на глазах.