Крымское ханство в XVIII веке - Василий Смирнов Страница 4

Вдобавок к этому Рашид-эфенди, подробно описывая Булавинский бунт ^[27], говорит, что когда мятежные казаки были разбиты царскими войсками, то уцелевшая от истребления толпа в 8000 человек бежала на Кубань к ногаям, а Каплан-Герай-хан поселил их в местечке, именуемом Хан-Тепе, в шестичасовом расстоянии от Темрюка. Рашид-эфенди сообщает этот факт без всяких комментариев; а Сейид-Мухаммед-Риза уже прямо указывает на этот поступок Каплан-Герая как на одну из причин смены его, так как это было, говорит он, нарушением существовавшего мирного трактата. Только количество нашедших у хана приют «мятежных Игнат-казаков», как тут названы некрасовцы ^[28], вместо восьми тысяч у Ризы у Рашида-эфенди показано всего одна или две тысячи.

История отставки Каплан-Герая, как она изображена у Фундуклулу, прекрасно рисует нам ближайшие результаты изменившихся отношений Порты и ее соседей, главным образом России. Потеряв источник доходов в набегах на беззащитные окраины России, крымский хан, для поддержания своего упавшего экономического благосостояния, обратил свое внимание на подвластных ему черкесов. Потерпев и на этом пути фиаско, он в отчаянии дает прибежище взбунтовавшимся казакам в надежде, вероятно, найти в них себе поддержку в случае нового нападения на черкесов, потому что едва ли бы он примирился с посрамлением, которое они ему нанесли.

Лишенный трона Каплан-Герай вместе с Менглы-Гераем, бывшим при нем калгой, вывезены из Крыма специально командированным для этого капыджи-баши ^[29]. Дорогой они в городе Измаиле встретились с Девлет-Гераем и, хотя питали в душе вражду друг к другу, все-таки исполнили обычай взаимных приветствий и мирно разъехались. Каплан-Герай поселился на мызе Фундуклу, а Менглы-Герай в деревне Кады. А затем они, как видно, не миновали острова Родоса, куда обыкновенно заточали отставных ханов.

Девлет-Герай-хан II (1120–1125; 1708–1713) во вторичное свое властвование играл не последнюю роль в политических событиях. А события эти были немаловажные. В эту пору произошла Полтавская битва, печальный герой которой Карл XII после того сел на шею Порте и наделал ей немало хлопот, так что она не знала, как от него отделаться. Вскоре после того победитель Карла XII сам попал в ловушку на реке Пруте, чем доставил неописуемую радость туркам, в последний раз торжествовавшим свою победу над русскими.

Девлет-Герай, как мы знаем, в первый раз был отрешен в тот момент, когда он самым деятельным образом хлопотал о войне с московитами. Само собой разумеется, что отставка и ссылка его не могли изменить в нем прежних воззрений на отношение к русским. Призванный снова к занятию ханского трона, да еще при этом ободренный особенным вниманием султана, сознавшегося ему в глаза в беспричинности его прежней отставки, Девлет-Герай, без сомнения, вернулся готовый продолжать свою прежнюю политику и приводить в осуществление свои прежние замыслы, хотя теперь он стал действовать с большей осторожностью. Чтобы не встречать себе помехи во влиятельных сановниках Крыма, в Мердан-Али-аге и в муфти Абу-с-Сууде-эфенди, он испросил султанское соизволение казнить этих благоприятелей своего предшественника Каплан-Герая, так что они едва успели спастись бегством от грозившей им гибели — один под покровительство багдадского губернатора, а другой — куда-то в отдаленные пределы, сокрывшись под камилавкой дервиша.

Затеи шведского короля Карла XII тоже как нельзя более соответствовали видам Девлет-Герая, и он, вероятно, очень был рад исполнить данный ему тайный приказ великого везиря Чорлулу-Али-паши через посредство Юсуф-паши оказать шведскому королю помощь. Но когда об этом прознал султан, то он строжайше запретил хану нарушать существующие мирные отношения Порты с Россией, и хан воздержался от оказания помощи Карлу, вследствие чего обманутый король, будучи разбит под Полтавой, пренебрег Крымом, где ему всего ближе и удобнее было искать убежища, а обратился за покровительством к Юсуф-паше, который и водворил его в Бендерах. В то время как в Порту явился русский посол П. А. Толстой ^[30] для переговоров о возобновлении мирного трактата еще на тридцать лет, Карл XII, все еще мечтавший о восстановлении своей военной чести, тоже посылает в Порту человека, прося ее дать ему военный отряд из турок и татар для сопровождения его в свою страну. Русские в переговорах с Юсуф-пашой настаивали на выдаче изменника Мазепы. Получив об этом известие, Порта предписала Юсуф-паше отправить Мазепу в Крым и потом сослаться на ханские правила не выдавать тех, кто находится под их покровительством. Юсуф-паша счел за лучшее возразить русским указанием на нарушение ими османских границ в своих преследованиях разбитых и бежавших шведов. Но как турки ни вертелись, все же в конце концов они предпочли мирные отношения с Россией новым связям со шведским рыцарем, которому послана была султаном грамота об удалении его в свое отечество и при этом деньги на дорогу. Карл XII с удовольствием принял подарки султана и отринул подарки великого везиря, узнав, что он был главным сторонником заключения мира с Россией. Все это относится к 1121 году (1709). Мало того: в следующем году хану, вместе с Юсуф-пашой и вторым мирахор-агой, дважды было поручаемо как-нибудь устроить дело возврата короля шведского восвояси.

Несмотря на формально дружественные отношения к России, турки, в сущности, не были спокойны за будущее: у них имелись опасения насчет завоевательных намерений Петра I. Поэтому донесение младшего мирахора Тюрк-Мухаммед-аги с бессарабской границы о крупных военных приготовлениях, делаемых русскими, было принято с большим вниманием, тем более что достоверность своих донесений Мухаммед-ага подкреплял ссылкой на показания шпионов, которых он в восьмимесячное пребывание свое в Бендерах во множестве засылал в русские пределы для разведок ^[31]. Мало того: ага привез с собой и представил Высочайшему Стремени массу письменных заявлений в том же роде от крымского хана Девлет-Герая, на авторитет которого он опирался особенно, так что невольно возникает мысль о том, не сговорились ли они по этому предмету между собою. «Если, — сказал ага султану, — не угодно поверить мне, то пригласите вашего раба, хана, пусть он… повергшись лицом к вашему Высочайшему Стремени, расскажет подробно о положении неприятеля. Тогда станет очевидно, лгу ли я или говорю правду. Если он заявит совсем противное тому, что я говорю, то, в пример другим, хочешь — казни меня мучительнейшей казнью, хочешь — сожги в огне». Поэтому в рамазане 1122 года (ноябрь 1710) Девлет-Герай-хан был приглашен в Стамбул для личных объяснений. Хан, разумеется, воспользовался случаем изобразить все ужасы готовящихся захватов русских; вот что он сказал султану на аудиенции, происходившей 14 рамазана: «Державный государь мой, этот гяур — коварный и хитрый гяур. Если, еще полагаясь на его мир, не будет обращено внимание на донесения и рапорты, то результат будет очень печальный. Ведь крымские владения отныне надо считать потерянными; да и Румелия-то того и гляди, что выйдет из вашей власти. А у того гяура цель составляет Стамбул. Что он в эти страны идет, в этом и не сомневайтесь». Тогда султан собрал совет государственных сановников и улемов и предложил их обсуждению донесения, полученные с пограничных местностей, а также и доклад хана об угрозе со стороны России. Речь султана была длинная: в ней он перебрал все факты, какие только имелись, о враждебных предприятиях и планах русских. Члены совета единогласно решили, что надо немедленно начинать войну с гяурами, а шейх-уль-ислям тут же дал и фетву, которой санкционировал вышеозначенное решение ^[32].