Сирия и Палестина под турецким правительством - Константин Базили Страница 4

Перенесение консульского местопребывания в Бейрут (в Яффе было сохранено вице-консульство), в сущности, знаменовало наступление нового этапа российской политики в Сирии.

Консул Яффы Мострас, приступивший к обязанностям в 1820 г., в своей службе руководствовался инструкцией Д. В. Дашкова, вменявшей в его обязанности организацию паломничества российских подданных к святым местам (Яффа была тем пунктом, из которого традиционно европейские паломники направлялись в Иерусалим). Эта функция оставалась в обязанностях и Базили: ему рекомендовалось, в частности, выяснить возможности устройства в одном из монастырей пристанища для паломников. Однако в инструкции, полученной новым консулом, центральное место отводилось наставлениям по вопросу «об интересах религии и восточной церкви, которые не перестают интересовать императорский двор» ^[18]. Базили предписывалось: немедленно сообщать в Константинопольскую миссию о нарушениях привилегий православных и православной церкви в святых местах Палестины, как и Сирии в целом; доносить генеральному консулу Медему и послу в Стамбуле обо всем, что касалось проведения в жизнь различных фирманов, издаваемых Портой в результате официальных представлений императорской миссии в пользу православных и их духовенства, а также о спорах, возникавших между различными христианскими церквами в Сирии. Речь шла и об обязанности консула поддерживать перед официальными властями законные требования православного населения.

Иными словами, консулу предписывалось проводить политику, вытекавшую из права России покровительствовать православному населению Османской империи, полученного по условиям Кючук-Кайнарджийского мира 1774 г. Следует заметить, что новое направление российской политики в этом регионе во многом обусловливалось заметной активизацией в Сирии католической, униатской и протестантской религиозной пропаганды и политической деятельности французских, английских и американских агентов, в результате чего число православных в стране начало неуклонно сокращаться.

Российское посольство предполагало также, что на плечи консула Сирии могут лечь и другие обязанности, ввиду того что страна «в настоящих обстоятельствах с минуты на мину ту может стать театром серьезных событий». (Это предположение оправдалось, хотя свою дипломатическую миссию К. М. Базили пришлось выполнять не в период восстановления в Сирии османской власти, а чуть позже, во время острых внутриливанских конфликтов первой половины 1840-х годов.)

Надо сказать, что позиция Базили в сирийском вопросе и политика, проводимая им по согласованию с посольством, во многом определялись его глубоким пониманием причин друзско-маронитского конфликта в Горном Ливане и его способностью донести объективную информацию в посольство и министерство. Впрочем, на политическую линию России и ее генерального консула, как мы увидим, влияли привходящие обстоятельства, такие как дипломатические сделки, осуществлявшиеся европейскими державами вокруг сирийского вопроса.

Будучи внимательным наблюдателем, Базили пристально следит за брожением, охватившим народные массы Сирии на рубеже 30–40-х годов. В своем донесении в Стамбул в августе 1841 г. он сообщал: «Еще невозможно оценить характер моральной революции, мощно охватившей страну, ее старые, патриархальные институты пали в руинах… в стране, однако, нет еще сильного влияния или ясных принципов, которые мог ли бы занять место старых институтов» ^[19]. А спустя два месяца в Ливане уже лилась кровь. Как известно, друзско-маронитский конфликт был превращен в вопрос большой политики, который оживленно дебатировался в западноевропейской прессе и публицистике, между тем как дипломаты в Международной комиссии вырабатывали различные проекты преобразования административного устройства Горного Ливана.

Противопоставляя свою точку зрения относительно причин друзско-маронитского антагонизма «преобладающим в Европе ложным и пристрастным мнениям», Базили писал: «Религиоз ная вражда между двумя племенами была не поводом к вой не, но ее последствием» ^[20]. Спустя две недели после начала столкновений Базили доносил в Стамбул: «Сильные потрясения прошлого года, неумение, а может быть, даже коварство турецких властей, интриги французских агентов среди маронитов и их фанатического духовенства, перевес, данный Портой главе этого духовенства, суммы, посылаемые Францией и Австрией в виде милосердия, неспособность и упрямство принца гор (Бешир-Касима Шихаба. — И. С.) и надежда друзов на поддержку Англии — вот что повлекло за собой „гражданскую войну“» ^[21].

Постепенно, по мере того как развертывались события, у Базили складывалось более ясное представление о причинах друзско-маронитских столкновений. Летом 1845 г. в одном из донесений он уже совершенно четко формулирует свою мысль: «Борьба между общинами и феодалитетом, которой различия рас и религий в смешанных районах придали характер гражданской войны, охватила все население Ливана» ^[22]. В сущности, этими представлениями он и руководствовался, составляя план урегулирования положения в Ливане, который в январе 1842 г. передал сераскеру (главнокомандующему) Мустафа-паше в ответ на конфиденциальную просьбу последнего.

По мнению Базили, надежным средством «успокоения страны» были «разоружение масс и отмена противозаконной власти шейхов и эмиров». Он полагал, что угнетенное население должно найти поддержку и защиту «от домогательств шейхов» у турецкого правительства, и считал возможным поставить во главе Ливана мусульманина-неливанца, а при нем создать советы представителей всех общин. Проект предусматривал ограничение власти мукатааджиев с разрешением им собирать «налог на неизменной основе» без злоупотреблений. Наконец, Базили выдвинул тезис: «Собственность крестьянина может быть продана только крестьянину, собственность шейха или эмира — шейху или эмиру, собственность монастыря или церкви — монастырю или церкви» ^[23]. Таким образом, план Базили предусматривал создание централизованной системы управления, ограничение произвола феодалов, предотвращение дальнейшего обезземеливания крестьян и концентрации земли в руках феодалов и церкви.

Консул же Великобритании в это время настаивал на пол ной неприкосновенности привилегий ливанских феодалов. «Его предшествующее поведение, если только оно не обязано его личным чувствам, — сообщал Базили в Стамбул, — дает место для подозрений, более или менее обоснованных, о взглядах его правительства в отношении населения Сирии. Он является ревностным сторонником феодального принципа, и в качестве тори он видит свой религиозный долг в поддержке принципа, особенно потому, что этот принцип, приложенный к современному моральному и политическому состоянию Сирии, представляет много шансов для успеха иностранных влияний» ^[24].