Оборотная сторона олимпийской медали (История Олимпийских игр в скандалах, провокациях, судейских ошибках и курьезах) - Валерий Штейнбах Страница 4

За полгода до начала Игр Организационный комитет разослал во многие страны приглашения:

«16 июня 1894 года в парижской Сорбонне состоялся Международный спортивный конгресс, который принял решение возобновить Олимпийские игры и назначил проведение I Игр в Афинах на 1896 год.

Согласно этому решению, воспринятому в Греции с большим воодушевлением, Всеафинский комитет под председательством Его Королевского Высочества принца-регента Греции посылает Вам это приглашение на открытие соревнований, которые состоятся с 6 по 15 апреля 1896 года в Афинах. При этом прилагаем условия соревнований.

Это приглашение рассылается согласно полученным полномочиям от находящегося в Париже Международного олимпийского комитета.

Надеемся на Ваш скорый ответ.

Генеральный секретарь Греческого олимпийского комитета Тимолеон Филимон. Афины, 30 сентября 1895 года».

Казалось бы, все, слава Богу, уладилось. Но начались новые трудности, уже не в Греции. Во Франции руководители стрелкового спорта отказываются подчиняться Международному олимпийскому комитету и не хотят участвовать в Играх. Французское правительство, оказавшее горячую поддержку идее Игр, не выказывает большого желания финансировать поездку в Афины легкоатлетов. Гимнасты, демонстрируя свой патриотизм, заявляют, что они не поедут на Игры, если там будут немцы. В свою очередь немцы отказываются от участия, ссылаясь на сдержанное к ним отношение Кубертена. Россия проявляет полное равнодушие и вообще ничего не предпринимает. Английское правительство выражает недоверие Играм. Бельгия отказывается послать своих гимнастов, говоря, что гимнастика и спорт разные вещи. И только члены МОК англичанин Чарльз Херберт и американец Уильям Миллиган Слоуэн оказывают Кубертену полную поддержку.

Чтобы понять равнодушие многих современников к идее Кубертена, попытаемся окунуться в те времена – последние несколько лет XIX века, которые не очень удачно получили название «прекрасной эпохи». На самом деле вся Европа жила в лихорадочном предвоенном мире, кружась в вихре удовольствий, как в венском вальсе.

Париж, центр искусства и культуры, оставался лучом, который притягивал к себе весь мир. Персидский шах вызвал восхищение на парижских бульварах своими закрученными кверху усами и чуть не породил дипломатический скандал, заявив президенту Франции Фору, который присутствовал вместе с ним на балете в Гранд Опера, о своем желании взять часть звезд кордебалета в свой гарем.

Последние годы XIX столетия прошли под знаком укрепления франко-российских отношений. Николай II вместе с царицей были встречены с триумфом в Париже в 1896 году. Французы говорили: «Надо отдать должное русским: они открыли импрессионистов и так активно участвовали в покупке их картин, что цены на них, до того очень скромные, неимоверно подскочили».

Два гениальных брата собирают толпы любопытных в подвале одного из отелей. Это рождение кино. Его создатели считают свое изобретение вполне безобидным и не могут себе представить, что буквально через десяток лет их детище вызовет коммерческий бум.

Кроме всего прочего, мир всколыхнуло дело капитана Дрейфуса, осужденного только потому, что он был евреем. Вскоре вся Франция была разбита на два лагеря: с одной стороны приверженцы истины, с другой – антисемиты и якобы сторонники порядка в армии, сторонники государственных интересов. Истина восторжествовала только спустя шесть лет, после того как в защиту несправедливо осужденного выступили Эмиль Золя, Анатоль Франс, Клемансо, Жорес…

И в это время скромный, но очень упрямый барон из Нормандии проповедует интернационализм и пробуждение мирового сознания. Забавное совпадение, оно лишь подтверждает пословицу о том, что нет пророка в своем отечестве.

Но, тем не менее, проходит какое-то время, и Кубертен может, наконец, вздохнуть спокойно. Многие препоны преодолены, от некоторых стран получены подтверждения об участии в Играх.

…И вот наступил долгожданный день – 6 апреля 1896 года. Раздался пушечный выстрел, и над стадионом поплыли звуки олимпийского гимна, сопровождаемого ангельским пением женского хора. Эхо музыки, которая принесла славу оперному композитору Спиро Самара, ныне абсолютно забытому, отозвалось далеко за холмами, обрамляющими город.

Задача этой книги не подробный рассказ об Олимпийских играх, о соревнованиях и спортсменах, нет, наша задача более скромная – рассказать о том, что мешало организовывать Игры, проводить их, постараться раскрыть самые неприглядные стороны и ситуации, в которые зачастую попадали участники и организаторы этого поистине великого явления мировой общественной жизни. Поэтому не будем останавливаться на том, как проходили соревнования, если они проходили нормально с точки зрения спортивной, этической, юридической, да и любой другой. Остановимся лишь на том, что выходит за рамки общепринятой нормы.

Соревнования по плаванию на Играх I Олимпиады проводились в открытом море, в морской гавани греческой столицы. Дело в том, что в то время в Афинах еще не было построено ни одного бассейна. Линии старта и финиша были отмечены канатами, прикрепленными к поплавкам. Погода стояла пасмурная, море волновалось, температура воды едва достигала тринадцати градусов. Один из участников состязаний, пловец Джон Уильямс из США, вылез на берег сразу после старта и заявил, что в такой холодной воде проводить состязания нельзя. Организаторы проигнорировали претензии американца. Первым олимпийским чемпионом по плаванию стал замечательный венгерский спортсмен Альфред Хайош, он завоевал две золотые медали: на самой короткой дистанции – 100 м вольным стилем, и на самой длинной – 1200 м. Вот как он позже вспоминал свои афинские баталии:

«На дистанции в тысячу двести метров стартовали пятнадцать участников. На трех маленьких суденышках нас доставили в открытое море, которое было довольно неспокойным. Тело мое было покрыто слоем жира толщиной в палец: я пытался защитить себя от ледяной воды. По сигналу стартового пистолета мы прыгнули в воду, после чего суденышки оставили нас и поспешили к финишу, чтобы доложить жюри, что старт прошел успешно. Признаться, я слегка содрогнулся от мысли: что будет, если от холодной воды участников схватит судорога? Инстинкт самосохранения заслонил желание победить, отчаянными гребками я рассекал воду и успокоился только тогда, когда суденышки снова повернули к нам и начали вылавливать из воды отказавшихся от борьбы окоченевших пловцов. Я в это время находился уже неподалеку от горловины бухты. Все более усиливался гул толпы. Своих соперников я победил с большим преимуществом. Однако самую большую борьбу пришлось вести не с ними, а с четырехметровыми морскими волнами и ужасно холодной водой…»

Первое серьезное нарушение спортивной этики произошло на Первой Олимпиаде, и связано оно с марафонским бегом. Сразу после финиша пришедший четвертым венгр Дезе Кельнер заявил протест, требуя дисквалификации греческого бегуна С. Василакоса, занявшего третье место, поскольку тот, по словам Кельнера, появился перед ним буквально на последних сотнях метров дистанции. Расследование таинственного происшествия не заняло много времени, так как вскоре нашлись свидетели, видевшие, как Василакос с завидным самообладанием преодолел значительную часть дистанции на повозке, запряженной резвыми лошадьми, и вновь включился в соревнование на заключительном отрезке марафона. Нарушитель был дисквалифицирован и публично лишен права носить национальную форму. Венгерский марафонец получил свою законную бронзовую медаль, а также золотые часы в знак компенсации за понесенный моральный ущерб.