Этруски. Предсказатели будущего - Реймон Блок Страница 4

И по сей день археология этрусков, вероятно, в большей степени, чем археология любого другого народа, ставит перед нами крайне сложные проблемы. Этруски не являлись творческим народом, сопоставимым с древними греками; по крайней мере, для творчества им требовалось внешнее влияние. Вначале это был Ближний Восток, потом Эллада. Поэтому невозможно понять и выделить различные периоды этрусского искусства без постоянной ссылки на влияние эллинских образцов. Этрусские художники руководствовались этими образцами по-разному в зависимости от времени и места; тем не менее их мировоззрение носило личный характер, а порой было весьма странным. Но вопрос о влиянии и прототипах нельзя игнорировать при честном анализе их искусства.

Теперь рассмотрим плачевную ситуацию, в которой находился этрусколог XVIII в. Греческое искусство по-прежнему оставалось почти неизвестно. Да, путешественники бывали в Греции и на Ближнем Востоке, но информация, полученная благодаря греческой археологии, была ничтожной, расплывчатой. В таких условиях трудно сделать какие-либо серьезные выводы относительно предметов искусства, время от времени появлявшихся на свет в Тоскане сперва случайно, а позже благодаря раскопкам. Необходимые точки для сопоставления отсутствовали, и этот факт сильно тормозил прогресс этрускологических исследований. Это, в частности, объясняет и ошибки наивной «этрускерии». Более того, кое-какие задачи мы и по сей день не решили. Иные бронзовые изделия, найденные в Этрурии, не позволяют точно установить, являлись ли они этрусскими или греческими; не закончились даже дискуссии по поводу некоторых из самых знаменитых бронзовых скульптур античного происхождения, таких, как Химера из Ареццо. В XVIII же веке слабое знание эллинского искусства и незнакомство с тосканской продукцией приводили к фундаментальным ошибкам. В этрусских гробницах часто содержится множество импортных греческих ваз, а в Вульчи, где систематические раскопки ведутся с начала XVIII в., найдено больше образцов аттической чернофигурной керамики, чем в почве самих Афин, и все благодаря защите, которую обеспечивали тосканские гробницы, вырытые в туфах Мареммы или в предгорьях Апеннин. Любители и исследователи XVIII в. долгое время верили, что эта огромная коллекция греческих ваз, найденных в земле Тосканы и Кампании, этрусского происхождения. Чтобы опровергнуть это заблуждение, требовалась тщательная аналитическая работа.

Таким образом, невежество и сомнения обсуждаемого периода могут быть объяснены зачаточным состоянием археологии и науки; но к этим причинам мы, несомненно, обязаны прибавить еще одну, на этот раз коренящуюся в национальной психологии. Италия была расколота, и ее север находился под властью Австрии. Вполне естественно, итальянцы пытались найти в истории своей страны какую-либо компенсацию за унижение своего самолюбия. До объединения было еще далеко, но национальные чаяния уже пробуждались. Это и привело к тенденции переоценивать итальянское прошлое, и в первую очередь этрусскую цивилизацию – самую раннюю из зародившихся на итальянской почве. Итальянцы любят возвеличивать свою былую славу. В этом заключалась одна из коренных причин этрускомании, которая продолжалась до того дня, когда наступавшие французские армии освободили Ломбардию и Милан.

Но следует более подробно рассмотреть настроения отдельных людей, поскольку они сильно различались. Хотя тон зачастую задавало воображение, уже был налицо и дух научных исследований. Понятно, что этот научный дух не проявлялся в полевых археологических изысканиях, они еще не вышли из младенческого возраста. Предметами, не имевшими художественной ценности, пренебрегали. Никто не вел учета открытий, что в наши дни сильно затрудняет исследование находок того времени. Мы вынуждены ждать до второй половины XIX в. или даже до начала XX столетия, когда постепенно были выработаны в значительной степени благодаря исследованиям доисторической эпохи фундаментальные принципы научной археологии, основанные на тщательном изучении местности и стратиграфическом исследовании почвы.

Различия в темпераменте хорошо просматриваются на примере изучения существующих памятников и сделанных выводов. Одни при анализе фактов не выказывали никакого почтения к истине; другие, напротив, демонстрировали выдержку и благоразумие, достойные истинных ученых. В число первых мы должны поместить Гварначчи, основателя музея в Вольтерре. Читая его трехтомный труд «Origini italiche ossiano Метопе istorico Etrusche sopra 1'antichissimo regno d'ltalia» (Лукка, 1767—1772), мы переходим от педантичной эрудиции к самым смелым и, по всей очевидности, ложным заключениям. По словам Гварначчи, этруски были не только культурными вождями всех прочих италийских народов, но в некоторые периоды обгоняли даже греков. Примерно в то же время в Риме вышли в свет несколько томов труда Джованни Баттиста Пассери «Picturae Etruscorum in vasculis primum in unum collectae» ^[4]. В них Пассери описывает замечательную коллекцию греческих и италийских ваз, найденных в окрестностях Кьюси и Неаполя, которая в то время принадлежала кардиналу Гвальтиери. Впоследствии эта коллекция оказалась в Ватиканской библиотеке и сегодня составляет основу чрезвычайно богатого собрания расписных ваз в Григорианском этрусском музее. Пассери считал, что эти вазы, вывезенные из Греции либо сделанные греками, имели этрусское происхождение и представленные на них сюжеты были связаны с представлениями древних этрусков о загробном мире. Таким образом, весь его анализ и интерпретации с самого начала шли в неверном направлении. Труд Пассери, носящий отпечаток несомненной этрускомании, потерял всякое значение, хотя нужно отметить, что это обширное собрание документов оказалось полезным для дальнейших исследований. Гравюры этого периода часто слишком неточные, однако эти достаточно вольные интерпретации не лишены некоторой ценности, а также очарования.

Тем временем к этрусскому вопросу подступались более пытливые умы. Примерно в 1770—1775 гг. знаменитый гравер Джанбаттиста Пиранези и француз Мариэтт вступили в очень оживленную дискуссию о значении этрусского искусства и его влиянии на Рим. Этот спор хорошо иллюстрирует то ожесточение, к которому могла привести стычка между двумя выдающимися умами, уже пытавшимися обобщить имевшиеся сведения в период, когда еще не был собран базовый материал. В 1761 г. Пиранези, с гордостью носивший звание Socius antiquariorium regiae societatis londiniensis – член общества лондонских антиквариев, – издал свою большую работу «Delia magnificenza ed architettura dei Romani». Текст на 212 страницах фолио, сопровождавшийся 40 иллюстрациями и виньетками, был призван продемонстрировать величие латинского гения и Рима. Эти страницы, как выразился господин Фосийон в своей прекрасной книге о Пиранези, полны пылкой страсти. На них Пиранези, как художник и как человек вдохновения, защищает латинскую цивилизацию. В то время некоторые ненавистники Древнего Рима утверждали, что до завоевания Греции римляне были полными невежами в зодчестве. Пиранези обращается к латинским текстам и римским археологическим памятникам, чтобы реконструировать Рим Тарквиниев. В придачу к этому мы получаем ряд отличных изображений Большой клоаки – канализационной системы, построенной во времена этрусско-римской династии, и некоторые ее фрагменты сохранились до наших дней. Проблема возникновения римского искусства вынуждает Пиранези исследовать этрусское влияние на Рим. Его вывод таков: римская архитектура родилась на итальянской почве; она носит национальный характер; она не являлась заимствованием; своими достижениями она обязана не греческому искусству, а архитектуре этрусков. Далее он приводит не одну гравюру, воспроизводящую план и украшения этрусского храма по описанию Витрувия, и пытается реконструировать этот храм.