Шаман. Скандальная биография Джима Моррисона - Анастасия Руденская Страница 4

Они лежали на ночной крыше, смотрели в черную гладь неба и тихонько разговаривали… Только что прошел дождь, было свежо и прохладно. Джим укутал Памелу своей курткой и крепко обнял.

— Звезды — это души. Души ушедших. Тех, кого с нами больше нет. Они смотрят на нас, они мигают нам, чтобы мы о них не забыли. Каждый вечер я смотрю на ночное небо, для того, чтобы там наверху знали, что их помнят.

— Но ведь звезды падают…

— Да. Это значит, что чья-то душа хочет вернуться на землю. Ты слышала что-нибудь о реинкарнации?

— И ты в это веришь?

— Конечно. Иначе и быть не может. Души приходят, уходят и возвращаются. Они перерождаются. Путешествуют, скажем так.

— А может быть у двух людей одна душа на двоих?

— Это случается очень редко, но иногда… Души умеют сливаться, проникать друг в друга, становиться одним. Знаешь, неспроста ведь есть выражение «душа в душу».

— Здорово. Откуда ты все это знаешь?

— Я просто умею слушать небо. Небо — это полифония, это хор, гигантский оркестр. Каждая душа имеет свое определенное звучание, свою партию. Все вместе и создает этот мир. Мерцание звезд — это дыхание мира.

— Ты философ?

— Может быть.

Когда умолк звон бокалов

Парни, сегодня великий день! Запомните его. — Джим обвел полупрофессиональную студию торжествующим взглядом, словно в ней находились сотни людей, — Сегодня мы записали нашу первую пластинку. 45 минут чистого рок-н-ролла и ничего больше. Шесть песен, которые обязаны стать хитами! Выпьем за успех!

Когда умолк звон бокалов, утихли радостные возгласы и понемногу начало отступать головокружительное чувство всепоглощающего восторга, прошло время всерьез обдумать дальнейшее развитие и реализацию пластинки.

— Мне кажется, не с первого, так со второго раза с нами обязательно заключат договор. Наша музыка актуальна. Это то, что нужно сейчас молодежи, — деловито заявил Рей.

Ни с первого, ни со второго, ни даже с десятого раза договор с ними никто не заключил. Одна за другой захлопывались двери перед лицами молодых музыкантов. Доброжелательный дядечка-менеджер известной звукозаписывающей компании напрямую сказал:

— Хотите совет, ребята? Бросайте вы это дело. Вас же никто слушать не будет. Бросайте все к чертовой матери, либо переделывайте. Придумайте что-то совсем новое.

Пинок вместо оваций

Джим не был ни разочарован, ни подавлен. Пустота и удивление — вот все, что жило в нем на тот момент.

Он ждал оваций, а получил пинок под зад.

— Ну что, герои, что теперь будем делать?

— Работать. Над звучанием, над качеством, над самими песнями, — Рей на минуту задумался, — У меня на примете есть одно заведение. Им вроде как нужны музыканты. Местечко злачное, но ничего не поделаешь — для начала, и это сойдет, нам нужно где-то выступать… Итак, я предлагаю вам клуб «London Fog».

— Ты с ума сошел? Это же жуткая дыра…

— Все начинали с малого. Мы хотим стать хоть кем-нибудь или мы будем до конца дней просиживать штаны в ожидании великой славы?

Джиму ничего не оставалось, как только вздохнуть и кивнуть головой. В его голове возникла фраза:

— Не слушай никого, верь в себя, и о тебе заговорит весь мир.

Он посмотрел на Рея и улыбнулся.

Как первый секс, как вечный кайф

«Я впервые вышел на сцену. Волнение было настолько сильным, что я ничего не чувствовал, кроме боли в глазах от яркого света. Зрители были где-то очень далеко от меня. Сначала я не видел людей — только мутное марево. Несколько вялых хлопков, чей-то смех — это немного привело меня в чувство. И я увидел их лица. Они смотрели на меня с ожиданием и какой-то и злобой, с готовностью растерзать за первую же фальшивую ноту или неловкое движение. Они будто ждали, когда я сделаю промах.

Я решил обмануть их и сделать что-то совсем неожиданное… Я повернулся к ним спиной. Робби шептал: «Что ты делаешь?! Так нельзя. Развернись!». Но я запел, стоя спиной к залу. Я не ошибся. Они заинтересовались мной. Девушки из зала выкрикивали: «Эй, парень. Покажи нам свое лицо, не стесняйся!». Я выждал еще несколько мгновений, и когда начался припев, резко развернулся. Они аплодировали мне, они кричали «привет». Я любил каждого из них в отдельности и всех вместе взятых. Я нравился им, и это нравилось мне. Это было как первый секс, как наркотик, как вдохновение, как вечный кайф».

Широко известен в узких кругах

Дорз» начали с «London Fog», а продолжили выступления в клубе «Whisky-A-Go-Go». Их популярность медленно, но верно набирала обороты: появлялись поклонницы, постепенно формировалась аудитория. Джиму льстили восторженные вопли юных фанаток. Девушки звонили в клуб и требовали администрацию организовать очередной концерт «Дорз». Парни приносили неплохую прибыль владельцам, хоть на их выступлениях порой и бывало слишком шумно. Моррисону нравилось быть узнаваемым и востребованным, но он был немного смущен тем, что толпа, в большинстве своем, не вслушивалась в музыку и тексты, а лишь смотрела на него самого. Казалось, публика не нуждалась в «Дорз» — ей был нужен взлохмаченный парень с гитарой, имени которого она даже толком не успела запомнить.