8 декабря 1980 года. День, когда погиб Джон Леннон - Кит Элиот Гринберг Страница 4

В районе 11 утра в отеле Шератон проснулся и нацепил на нос очки двадцатипятилетний Марк Дэвид Чепмен, ничем не примечательный, низенький и полный гость из Гонолулу. Хотя погода на дворе стояла непривычно теплая для декабря, с Центрального парка по Седьмой авеню дул сильный ветер. Ввиду того, что ему предстояло провести на улице долгое время, Чепмен оделся потеплее. Под свитером песочного цвета у него было термобелье, на ногах — скромные синие слаксы и туфли из коричневой замши.

У Чепмена было предчувствие, что больше он сюда не вернется. Так что он разложил для полиции ряд вещей. Среди них была Библия в кожаном переплете. Открыв Евангелие от Иоанна, он взял ручку и исправил название на «Евангелие от Джона Леннона».

Чепмен достал любимую книгу, «Над пропастью во ржи», об одиноком подростке, который у себя в голове ведет войну с «жуликами». Распахнув блестящую красную обложку, он написал: «Вот мое заявление», подписавшись именем главного героя — Холденом Колфилдом.

На пике славы «битлы» часто оказывались запертыми в отеле, потому что у них под окнами буянили толпы поклонников, так что связью с внешним миром им служили помощники. В первые годы жизни в Нью-Йорке Джон боялся поворачиваться спиной к восторженным почитателям, мало ли кто схватит его за волосы. В былые дни люди так и норовили оттяпать ножницами локон-другой, или вцепиться в него со всей дури. Но теперь Джон расслабился: с одной стороны, фанаты были повсюду, с другой — они научились вежливо обращаться к нему. Чувствовать признание Джону нравилось куда больше, чем бегать ото всех.

— Я гуляю по этим улицам вот уже семь лет, — сказал он на радио Би-Би-Си. — Просто выхожу за дверь и иду в ресторан. Знаете, как это здорово? Или пойти в кино. Конечно, люди подходят и просят автограф, или просто здороваются, но больше не пристают ко мне.

До увлечения макробиотикой Джон с Йоко могли нагрянуть в Нижний Ист-Сайд, сесть за столик в древнем кошерном ресторане «Ратнер», заказать сердитой официантке с еврейским акцентом блинчики. Джон был завсегдатаем «Хисае», расположенного рядом с Дакотой, брал там домой рыбу с овощами, или кусок шоколадного пирога, испеченного согласно принципам макробиотики, на меду вместо сахара.

Люди часто видели, как Джон ведет за руку сына к педиатру, а потом среди прочих родителей сидит в приемной с газетой или журналом. Несмотря на то, что бессчетные помощники семейства Леннонов развивали бурную деятельность, Джон находил дома тихое место, где учил Шона рисовать, читать и писать.

В 1979 году Джон с Йоко попытались объяснить фанатам свой выбор, отправив в «Нью-Йорк Таймс» статью с заголовком «Любовное письмо от Джона и Йоко. Тем, кто спрашивает нас что, как и почему». В послании говорилось, что они ценят семейную жизнь и город, где можно жить так, как им нравится: «Дома у нас очень уютно. Шон у нас умница. Цветы растут. Кошки мурлыкают. Солнце ли, дождь ли, снег ли — город сияет». Отказ от публичности, говорят они, ни в коей мере не означает, что им безразличны те, кто любит их самих и их музыку. «Если вы думаете о нас, — подчеркивается в письме, — помните: наше молчание — это молчание любви, а не равнодушия».

Несомненно, Ленноны были неравнодушны к Нью-Йорку.

В три с половиной года Джон с Йоко устроили Шону визит в дом Гейла, гарлемский приют для детей матерей-наркоманок. Также они послали туда еду и одежду вместе с чеком на 10 тысяч долларов.

В день благодарения чета пожертвовала нуждающимся 1200 пакетов со свежими фруктами, изюмом и орехами, а также шерстяные шарфы. Они организовали доставку тысяч корзин с подарками старикам, неспособным выйти из дома, и малолетним преступникам, заключенным в споффордской следственной тюрьме в Бронксе.

«Сегодня день благодарения, — гласила приложенная записка. — Мы думаем о вас и желаем вам счастья… С любовью, Джон, Йоко и Шон».

Фотограф Боб Груен, друг Джона, предложил бывшему «битлу» попозировать в самой спокойной обстановке. На снимке Леннон, в майке с надписью «New York City», стоит на крыше, а за его спиной виден силуэт Манхеттена.

Джон бесконечно гордился ливерпульским происхождением и акцентом, но Нью-Йорк любил так сильно, как можно любить только дом. «Здесь нет агрессии», — говорил он. В этом городе бывший «битл» и его семья чувствовали себя в полной безопасности.