Петр и Феврония. Совершенные супруги - Дмитрий Володихин Страница 4

Тут уж сам отрок повел себя мудро. Прежде всего он похвалил девушку за ум и попросил назвать ее имя. Та ответила: «Зовут меня Феврония». Тогда княжий слуга завел с нею непростой разговор, подходя к сути издалека.

Он назвался и сообщил, что господин его изъязвлен кровью летучего змея; в своей Муромской земле многие приступали к нему с лечением, но никто не преуспел; ныне он ищет лекаря на Рязанщине, ибо она славится врачами; однако здесь у Петра с его свитой появилось затруднение. Тяжко вздыхая о бедах несчастного Петра, отрок поведал Февронии: «Мы не знаем ни имен лекарей местных, ни где они живут, поэтому и расспрашиваем о них». На это девушка ответила: «Если бы кто-нибудь потребовал твоего князя себе, тот мог бы вылечить его». В ответе звучит здравый смысл: определить хворь и найти способ излечения можно лишь после того, как врач увидит больного. Отрок прежде вспылил, полагая, что честь Петра задета: «Что это ты говоришь — кто может требовать моего князя себе!» Но, задумавшись, решил подойти к делу без гнева, со смирением. В конце концов, у едва живого Петра не оставалось выбора! Приходилось использовать любую возможность. Если врач не желал ехать к больному, что ж, больной, куда деваться, отправится к врачу…

Размышляя подобным образом, отрок заговорил иначе: «Если кто вылечит его, того князь богато наградит. Но назови мне имя врача того, кто он и где дом его». Феврония ответила: «Приведи князя твоего сюда. Если будет он чистосердечным и смиренным в словах своих, то будет здоров!»

Доверенный посланец князя, почуяв удачу, поскакал к Петру доложить о странной встрече. Князь, как видно страшно истомленный болезнью, не стал думать ни о чести, ни об удобстве и велел сейчас же отвезти его к Февронии.

Петра скоро доставили к дому, где жила девушка.

Не может быть переговоров между человеком княжеского рода и дочерью бортника. Стоя на пороге смерти и одной ногой уже перешагнув его, Петр все же старался вести себя как подобает.

По словам автора «Повести…», он послал «одного из слуг своих, чтобы тот спросил: „Скажи мне, девица, кто хочет меня вылечить? Пусть вылечит и получит богатую награду“. Она же без обиняков ответила: „Я хочу его вылечить, но награды никакой от него не требую. Вот к нему слово мое: если я не стану супругой ему, то не подобает мне и лечить его“. И вернулся человек тот и передал князю своему, что сказала ему девушка. Князь же Петр с пренебрежением отнесся к словам ее и подумал: „Ну как это можно — князю дочь древолаза взять себе в жены!“ И послал к ней, молвив: „Скажите ей — пусть лечит, как умеет. Если вылечит, возьму ее себе в жены“. Пришли к ней и передали эти слова. Она же, взяв небольшую плошку, зачерпнула ею хлебной закваски, дунула на нее и сказала: „Пусть истопят князю вашему баню, и пусть он помажет этим всё тело свое, где есть струпья и язвы. А один струп пусть оставит непомазанным. И будет здоров!“ И принесли князю эту мазь, и велел он истопить баню».

Но тут Петра начала беспокоить мысль: да не подчиняется ли он какой-то пустой причуде? Не выставляет ли себя на посмешище?

Он захотел испытать ум девушки — так ли она мудра, как поведал ему слуга?

Рассказ об этом испытании насыщен иронией. Послал Петр к Февронии с одним из своих слуг небольшой пучок льна, говоря так: «Эта девица хочет стать моей супругой ради мудрости своей. Если она так мудра, пусть из этого льна сделает мне сорочку, и одежду, и платок за то время, пока я в бане буду». Слуга принес Февронии пучок льна и, вручив его, передал княжеский наказ. Она ответила: «Влезь на нашу печь и, сняв поленце, принеси сюда». Слуга, послушав ее, принес поленце. Тогда Феврония, отмерив пядью, сказала: «Отруби вот это от поленца». Он отрубил. «Она говорит ему: „Возьми этот обрубок поленца, пойди и дай своему князю от меня и скажи ему: за то время, пока я очешу этот пучок льна, пусть князь твой смастерит из этого обрубка ткацкий стан и всю остальную снасть, на чем будет ткаться полотно для него“. Слуга принес к своему князю обрубок поленца и передал слова девушки. Князь же говорит: „Пойди, скажи девушке, что невозможно из такой маленькой чурочки за такое малое время смастерить то, чего она просит!“ Слуга пришел и передал ей слова князя. Девушка же на это ответила: „А это разве возможно — взрослому мужчине из одного пучка льна за то малое время, пока он будет в бане мыться, сделать сорочку, и платье, и платок?“ Слуга ушел и передал эти слова князю. Князь же подивился ответу ее».

Князь Петр, отринув сомнения, пошел в баню. Как и наказывала Феврония, он мазью помазал свои язвы, а один струп оставил непомазанным. «И когда вышел из бани, то уже не чувствовал никакой болезни. Наутро же глядит — всё тело его здорово и чисто, только один струп остался, который он не помазал, как наказывала девушка. И дивился он столь быстрому исцелению».

Муром — великий город, правящий там род — не какое-нибудь захудалое семейство, не дворяне провинциальные и даже не князья третьего ряда. Это люди великие, государи, правившие на богатом и видном княжении. Как одному из них взять в жены простую селянку из чащобы? На позор! Христова вера говорит: любой крещеный мужчина может жениться на любой крещеной женщине, коли оба они не больны, не состоят уже в браке с кем-нибудь еще и не приходятся друг другу близкими родственниками. Сословная принадлежность не имеет значения. Но средневековый обычай — как на Руси, так и по всей Европе — не таков. Нельзя аристократу пятнать себя женитьбой на простолюдинке. Социальная пропасть огромна, почти непереходима! И ничего христианского этот разлом не содержит. Но во всяком случае понятно, почему Петр не сдержал данное им слово, а решил откупиться.

«Повесть…» сообщает: «Не захотел он взять ее в жены из-за происхождения ее, а послал ей дары. Она же не приняла».

Петр, полагая, что его долг перед женщиной низкой крови исполнен до конца, вернулся в Муром, чувствуя себя здоровым и не желая думать о какой-то там лесной затейнице. Но он жестоко ошибался.

«Лишь оставался на нем один струп, который был не помазан по повелению девушки. И от того струпа пошли новые струпья по всему телу с того дня, как поехал он в вотчину свою. И снова покрылся он весь струпьями и язвами, как и в первый раз. И опять возвратился князь на испытанное лечение к девушке. И когда пришел к дому ее, то со стыдом послал к ней, прося исцеления».

Феврония не держала зла на Петра. Она, думается, понимала и его мотивы, и дерзость своего условия. Но всё же отступаться от прежних слов не желала. «Если станет мне супругом, — ответила она, — то исцелится».

Петру пришлось, волей-неволей, дать «твердое слово» Февронии, что он возьмет ее в жены. В сущности, произошла помолвка или даже обручение.

Его новообретенная невеста определила ему то же самое лечение, что и в прошлый раз. Петр, быстро исцелившись, взял ее себе в жены. Так Феврония стала княгиней.

Сдержав слово, хотя бы и со второго раза, Петр совершил христианский подвиг. Муромский отпрыск Рюрикова рода безусловно знал: его ждут крупные неприятности со своей же родной средой — аристократическими семействами Мурома. О том, как реагировали на такой брак соседние князья, «Повесть…» ничего не сообщает, но можно с уверенностью сказать: перед Муромским княжеским домом обязательно должны были возникнуть сложности.