Маннергейм - Леонид Власов Страница 4

Поступая в училище, Маннергейм столкнулся с многими трудностями, например, такими, как годовая квота приема финнов, малое количество мест для выпускников средних учебных заведений, выбор вариантов вступительных экзаменов. В этой ситуации пришлось использовать высокие связи родственников. При очень строгих требованиях Густав на экзаменах набрал проходные шесть баллов. Подвела грамматика русского языка, но спас французский язык.

2 октября 1887 года 84 человека, поступившие в училище, из которых было 66 выпускников кадетских корпусов России, зачисленных без экзаменов, получили юнкерское обмундирование: семь предметов обыкновенной и восемь — парадной формы. 12 октября — принятие воинской присяги, а 30 октября молодые юнкера были зачислены на действительную военную службу в русской армии.

Опекун Густава за обмундирование и обучение внес 750 рублей (вторая подобная плата была в 1888 году) — огромную по тем временам сумму. За свой высокий рост (184 см) Маннергейм был распределен в первый взвод второго полуэскадрона.

Начались суровые учебные будни. Подъем в 6.45. Раздетые по пояс юноши бежали мыться, хотя температура воздуха в спальных помещениях не превышала 10 °C. Начальник училища считал, что будущие офицеры не должны бояться простуды. Затем утренняя перекличка, чтение приказов, чай и в 8.00 начало занятий.

Основную массу юнкеров можно было разделить на лентяев, которые отличались физической силой, прожорливостью. Их уделом были нули, единицы и карцер. В следующую группу входили даровитые, но ленивые учащиеся, которые любыми путями стремились в лазарет, где можно было долго поспать. Третью группу составляли прекрасно подготовленные юнкера, которые знали много языков, но отличались большим упрямством. Вначале они изумляли преподавателей своими успехами, а затем становились двоечниками.

После классных занятий начинались строевые учения, которые имели два периода. Первый — «езда» на деревянных лошадях с отработкой правил посадки, положения корпуса и рук. Второй — курс одиночного бойца (стойка, движение, повороты и др.). Обычно этим курсом руководили портупей-юнкера старшего класса. Как только офицер, наблюдающий за занятиями, уходил, начинались «шутки» старшеклассников. Молодых юнкеров заставляли прыгать или долго стоять на одной ноге. Один раз в неделю вместо курса одиночного бойца были уроки бальных танцев, на которые приглашали девушек из соседней гимназии. Начинались «медвежьи скачки» — язвили юнкера.

В 16 часов наступал обеденный перерыв. Еда в училище была обильная и вкусная, хотя Густаву первый год ее постоянно не хватало. Начальник училища генерал Бильдерлинг — великолепный кавалерист, участник нескольких войн, писатель и известный художник, лично следил за питанием юнкеров, неожиданно снимая пробы на кухне, чего очень боялись повара. Великий князь Николай Николаевич, выпускник училища, в свое домашнее меню постоянно включал блюда своей юнкерской молодости.

На питание одного юнкера казна тратила 38 копеек в сутки, а на гвардейского солдата, например, только 5,7 копейки.

Час после обеда отводился на отдых в постелях, который юнкера обычно заменяли «офицерским клубом» в туалетах, где курили и состязались в пересказе циничных анекдотов. Здесь юный Маннергейм приобрел стойкую привычку к курению, начав с копеечных папирос. Значительно позже он курил уже только дорогие штучные гаванские сигары.

Затем до 20 часов были свободное время и подготовка к занятиям. После вечернего чая была перекличка и можно было ложиться спать, правда, отстающим в учебе юнкерам разрешалось заниматься до 23.30.

В начале ноября началось «знакомство» с лошадьми, которое проходило на громадных и грубых упряжных лошадях. Перед посадкой на этих «чудовищ» офицеры спрашивали у юнкеров, кто умеет ездить верхом. Обычно этих «специалистов», которых сложно было переучить, ставили в конце колонны. Юнкеров долго обучали строевой рыси без стремян, чтобы они умели держать лошадь коленями и не отделяться от седла, придав гибкость своему корпусу. Особенно плохо было после команды «Прибавь рысь!». Создавалось неустойчивое положение, и нарушалась дистанция. Через два-три дня такой езды колени Маннергейма превращались в кровоточащие раны, ноги походили на «колесо», изменялась походка. Приходилось идти в лазарет и просить освобождение от практических занятий.

Постепенно Густав привык и начал ездить без стремян облегченной рысью. Однако офицеры продолжали упорно учить юнкеров строевой рыси без стремян. Через много лет, работая с новобранцами, Маннергейм оценил эту превосходную русскую систему.

Когда перешли на галоп, начались неприятности или «балдение на галопе», когда большинство юнкеров теряли управление лошадьми и создавали невообразимый кавардак на манеже. Правда, вскоре это прекратилось.

20 ноября 1887 года у Густава поднялась высокая температура. Врачи сразу поставили диагноз — возвратный тиф. Причина — грязная вода Обводного канала, которой юнкера часто мылись. Лихорадочный период болезни Густава длился почти четыре недели.

Выйдя из лазарета, Маннергейм получил короткий отпуск, который провел в Финляндии. Вернувшись в училище, Густав, сократив свой сон и свободное время, активно включился в учебу. Особое внимание он уделял езде, так как юнкера его взвода уже начали осваивать вольтижировку и прыжки через барьер. Первые занятия были неудачными. Юноша не мог одним махом вскочить на галопирующую лошадь и схватиться за рукоятки подпруги, не хватало ловкости, силы в руках и ногах. Это вызывало издевки товарищей, которые уже освоили более сложные пируэты. Настойчивость и целеустремленность Густава, умение собрать себя в кулак, как обычно, приводили к победе. Он понял, что надо уловить темп движения лошади — и успех обеспечен.

Сложны были прыжки через барьер, особенно без стремян, когда руки инстинктивно взлетали вверх при могучем толчке коня. Затем следовал «полет» на землю, под копыта лошади юнкера, скачущего впереди. Были синяки и ушибы, ведь падение с коня — наука особая…

Много внимания в училище уделяли виртуозной рубке. Надо было на полном скаку разрубить шашкой маленькую картошку, висящую на нитке. Бедой были промахи, за которыми следовали внеочередные наряды на конюшню.

И все же упорная работа и способности принесли свои плоды. Первые оценки Маннергейма сделали его четвертым по успеваемости в полуэскадроне. Но активная верховая езда привела Густава к новым неприятностям — опрелости в паховой области, так как после занятий негде было помыться и приходилось ждать банного дня — пятницы.

Первый разряд по поведению дал возможность Маннергейму бывать в увольнении в город три раза в неделю. Он первый в полуэскадроне за успехи в верховой езде получил шпоры, в результате чего 23 юнкера первого взвода объелись пирожными, которые он купил на три рубля.

Зная финансовые трудности Густава, начальник училища обратился к статс-секретарю Великого княжества Финляндского в Петербурге с просьбой выделить ему небольшое пособие, 10 рублей в месяц. Это пособие юнкер получал два года.

Первый учебный год Густава Маннергейма очень угнетала сложная юнкерская среда, которая во многом отличалась от степенного финского кадетского корпуса. Нравы здесь были особые. Дисциплина жесточайшая, а глумление старших юнкеров над младшими — из ряда вон выходящее, крепко вошедшее в традиции училища. Попытки генерала Плеве в 1897 году искоренить традиции и глумление, которое называли «цук», старших над младшими ни к чему не привели. «Цук» сохранился даже в 1921 году в Галлиполи (Турция), где было воссоздано Николаевское училище и впоследствии — в Белой Церкви (Югославия).