Родиться среди мертвых. Русский роман с английского - Ирина Керк Страница 4

— Вы тоже поедете обратно на родину? — спросил меня Александр.

— Это совсем другое дело для мистера Сондерса, — сказал его дедушка. — Он служит родине сейчас за границей, он может вернуться, когда он пожелает.

Я хотел улыбнуться генералу, но его левый полузакрытый глаз вызвал во мне желание подмигнуть. Я подмигнул. Один миг генерал выглядел обескураженным, но затем он наклонился вперед и с очень вежливой улыбкой сказал: «Позвольте мне показать вам остальную часть кладбища, мистер Сондерс».

Я не мог себе представить менее привлекательной перспективы, чем хождение среди могил в жару, но не смог найти предлога отказаться, генерал же вывел меня из дома, точно переставил кнопку на карте.

— Это кладбище было совершенно пустым, когда мы его получили, — я кивнул головой дважды, как бы желая показать ему, что я не сомневаюсь, что он ответственен за всех похороненных здесь.

— Но посмотрите на все это теперь, — широким жестом руки онуказална ивы, растущие с обеих сторон аллеи. — Французские власти не считали нужным тратить деньги на деревья. Но можете себе представить это место без единого дерева. О, конечно, это не березы, как у нас в России, но все же так намного лучше. Плакучие ивы — подходяще, не правда ли?

— Это все китайские могилы? — спросил я.

— Некоторые да, но большинство — белые русские. У нас даже есть один француз. Так как он самоубийца, его хотели похоронить без вмешательства церкви. Даже в России священники были всегда автократами. Тут они ничуть не лучше. Конечно, я не мог допустить похорон христианина без церковного обряда. Я отслужил службу сам. Человек был католик, надеюсь, православный обряд не лишил его возможности попасть в рай.

Тут он фыркнул, решив, вероятно, что подшутил над католической церковью.

Мальчик бежал впереди нас, и, когда мы подошли к группе маленьких могил, он вытирал платком один из деревянных крестов.

— Это опять птицы, — сказал он дедушке.

— Тут детская секция, — сказал генерал. — Это партнеры Александра по играм. Он любит здесь сидеть часами, воображая, что они живые.

Я взглянул на мальчика, который продолжал вытирать крест, и вдруг меня охватило желание увидеть его лицо в магазине Мейсиз [10]в Сан-Франциско перед Рождеством. Какая нелепая фантазия, подумал я, и дикое желание — уйти поскорее и никогда не возвращаться — охватило меня. Мы подошли к крематорию. Старик почему-то считал необходимым объяснить мне процесс сжигания трупов, но я перестал слушать и начал думать о предстоящем вечере.

Пару дней тому назад один из моих сослуживцев познакомил меня с роскошной француженкой и позже намекнул, что мужчине, который может ее увлечь, предстоит много наслаждений. Я пригласил ее в театр, а затем на ужин во Французский клуб. Принимая мое приглашение, француженка смело посмотрела мне в глаза и медленно улыбнулась очаровательной улыбкой, от воспоминания о которой даже в тот момент, когда я стоял посреди жалкого кладбища, у меня перехватило дух.

— Что это? — голос генерала прервал мои мысли, и я увидел приближающуюся процессию, во главе которой шел китайский монах в желтом одеянии.

— Сначала меня известили о переносе похорон на вторник, — пробормотал генерал, — теперь они опять переменили, не предупредив меня. Это так типично для азиатов.

Он извинился и пошел встречать процессию. Мысленно я похвалил мистера Эймса за его проницательность и понадеялся, что враги убитого были обмануты переменой плана.

Процессия между тем приближалась, и тишину нарушали только звон серебряных колокольчиков, монотонное пение монаха и резкие звуки цимбалов. Дальше следовала группа профессиональных плакальщиков, одетых в белые одежды; их специально нанимают изображать горе и отчаяние. Они вопили высокими голосами и время от времени били себя в грудь. Поверх процессии, надетые на высокие палки, плыли, как лозунги на демонстрации, бумажные лошади и драконы со страшными зубами. Шестнадцать человек несли тяжелый гроб на длинных бамбуковых жердях. Их веселые лица и длиннополые зеленые одежды заставили меня вспомнить о волшебниках, и на минуту я был совершенно уверен, что они откроют гроб и начнут представлять фокус воскрешения.

Генерал направил процессию к открытой могиле. Он стоял, вытянувшись смирно во время всей церемонии, и когда гроб был опущен в яму и над ним выросло облако пыли, он посмотрел на меня и с удовлетворением кивнул головой.

Я посмотрел вокруг и увидел Александра, сидящего на большой ветке дерева. Он наблюдал за женщинами-пла-калыцицами, которые делили деньги и болтали между собой, как певчие птицы.

После того как последние родственники усопшего ушли с кладбища, я попрощался с генералом и поблагодарил его.

— Зайдите к нам выпить лимонада на дорогу, — сказал он и взял меня за руку выше локтя. Я пошел с ним в дом.

— Вы не находите неприятным жить на кладбище? — спросил я.

— Люди всегда задают мне этот вопрос, и я всегда отвечаю, что бояться нужно живых, а не мертвых.

В его словах была логика, только мой вопрос был не о боязни. Он остановился поправить помятый цветок и пробормотал что-то себе под нос.

Мы вошли в дом, и мне пришлось быть свидетелем того, как на Тамарином бледном лице напряженность смягчилась, когда она увидела отца, будто одно его присутствие обещало ей защиту от какой-то неизбежной катастрофы.

— Баронесса дома? — спросил генерал.

— Нет, она играет в бридж у адмирала.

— Баронесса — наша квартирантка. Жаль, что ее нет дома. Она любит говорить по-английски. Вы должны посетить нас еще раз. — Генерал подал мне стакан, наполненный какой-то жидкостью лимонного цвета, и спросил, откуда я.

— А, Сан-Франциско, — закричал он, — мой старый друг полковник Савельев живет теперь там. Тамара, ты помнишь Савельева?

— Я помню его брата, — сказала она. — Я пойду, позову Александра, становится жарко.

— Тамарин муж, — сказал генерал, когда она вышла, — и дальний родственник Савельева вернулись обратно в Россию почти восемь лет тому назад. Не навсегда, конечно, они должны были отвезти что-то во Владивосток. Тамарин муж был убит большевиками, ей был двадцать один год, а мальчику почти два года. Никто не знает, что случилось с другим человеком.

Я не очень люблю воспоминания, особенно если они неприятные. Мое дело наблюдать и докладывать, не сочувствуя, поэтому я поднялся, извинился и под предлогом, что у меня назначена другая встреча, ушел.

На дворе я еще раз посмотрел в сторону кладбища и увидел белое платье Тамары в аллее. Она шла под ивами и казалась привидением. За воротами стоял Александр и смотрел, как китайская девочка бросала мячик об стену.

— Тебя ищет мама, — сказал я и увидел, как он смотрит на мою записную книжку.