Дочь колдуньи - Кэтлин Кент Страница 4

Отец смотрел в огонь, пытаясь справиться с противоречивыми чувствами. С одной стороны, необходимость соблюдать здешние законы и ходить в молитвенный дом, с другой желание, чтобы его оставили в покое. Хотя я была мала, но и то понимала, что в Биллерике отца не любили. Он держался слишком обособленно, был слишком независим в своей непоколебимой вере в то, что считал правильным, а что нет. И кроме того, эти постоянные слухи о его прошлом. Говорили, он был не в ладах с законом, и, хотя конкретных обвинений никто не выдвигал, этого было достаточно, чтобы люди его сторонились. Год назад отцу присудили заплатить штраф в двадцать пенсов за спор с соседом по поводу границ земельной собственности. Однако благодаря своему росту, силе, а также репутации отец остался в выигрыше, и, невзирая на штраф, сосед позволил вбить колышки там, где хотел отец.

— Разве ты не сделаешь это ради жены и детей? — спросила она мягко.

Отец опустил голову и принялся за завтрак.

— Для тебя и детей я сделаю, как ты просишь. Что же касается жены, поговори с ней сама. Она терпеть не может пастора Барнарда, и, если я заговорю с ней об этом, она воспримет мои слова в штыки, — сказал он.

Все считали бабушку мягкой и доброй. Кроме того, она умела убеждать. И как вода, которая камень точит, бабушка уговаривала маму пойти на службу, пока та не согласилась. «Да лучше я буду камни грызть», — сказала мать сквозь зубы, однако же достала, чтобы постирать, свой самый нарядный воротничок. Поутру Ричард и Эндрю должны были отправиться с отцом в северную часть Андовера, чтобы поставить метку в городском реестре и поклясться защищать город от любых посягательств, обещая исправно платить десятину церкви. Я больно ущипнула Эндрю за руку, взяв с него обещание рассказать все, что он увидит и услышит. Мы с Томом должны были оставаться с матерью и помогать ей стряпать и собирать хворост. Бабушка сказала, что также следует нанести визит вежливости преподобному Френсису Дейну, который жил через дорогу от молитвенного дома. Он служил пастором в Северном Андовере более сорока лет и пользовался большим уважением. Еще несколько лет назад он должен был уступить свое место преподобному Барнарду, но, как хороший пастырь, чувствовал, что его присмотр пойдет более молодому и честолюбивому коллеге на пользу. Без особой радости они делили кафедру и проповедовали по очереди. Я стояла на пороге и смотрела на повозку, пока та не скрылась за поворотом среди гигантских сугробов.

Когда я закрыла дверь, бабушка уже сидела за прялкой. Нога жала на педаль, но глаза задумчиво смотрели на меня. Прялка была искусно вырезана из темного дуба, с узором из листьев по ободу. Должно быть, прялка была очень старой, поскольку в Новой Англии таких красивых не делали. Бабушка окликнула меня и спросила, умею ли я прясть. Я сказала, что немного умею, но шью лучше, что было не совсем правда. Полевой хирург успешнее орудовал бы ножом мясника, чем я иголкой. Она тянула нить между пальцами, смоченными овечьим жиром, и аккуратно наматывала ее на катушку. Осторожными вопросами и намеками она вытягивала из меня историю нашей жизни в Биллерике, в точности как тонкую нить из спутанного мотка грубой шерсти. Мне не пришло в голову сказать ей, что мы жили обособленно, ибо я не догадывалась, что бывает иная жизнь. В Биллерике нам достался участок с бедной землей и больших урожаев мы не собирали. А в последнее время стала болеть и умирать скотина, будто сама земля была пропитана неприязнью зловредных соседей, как ядовитым туманом. Том был моим самым близким другом, но ему было уже десять, и он работал в поле наравне с Ричардом и Эндрю. Целыми днями я сидела взаперти — нянчилась с Ханной и помогала матери по дому. Мне хотелось рассказать бабушке что-нибудь интересное, и я вспомнила один день прошлой весной.

— Однажды, — начала я, — это было в прошлом мае, я уложила Ханну спать и, выскользнув из дому, побежала шпионить за Томом. Я спряталась за каменной изгородью, потому что, понимаешь, мне не разрешали туда бегать. И тут я увидела, как отец надевает на Ричарда и Эндрю лошадиную сбрую, чтобы пахать на них. А Том шел впереди, выкатывая с поля валуны размером с его собственную голову. Он обливался потом и жутко, хрипло дышал. А вол в это время прохлаждался в теньке, привязанный к дереву. За ужином я спросила Тома про вола, и он шепотом сказал, что отец бережет вола для работы полегче. У нас ведь был всего один вол, понимаешь, и тот совсем старый. Туго бы нам пришлось, если бы он умер.

Бабушкина нога остановилась, и колесо, сделав несколько оборотов, перестало вертеться. Она притянула меня к себе и сказала:

— Да, Сара, жизнь тяжела. Господь испытывает нас, испытывает на прочность нашу веру. Мы должны посещать Божий дом и слушаться Его слуг, чтобы обрести награду после смерти. — Она поправила прядь волос, выбившуюся у меня из-под чепца, а потом спросила: — А что твои родители об этом говорят?

Я погладила морщинки у нее на лице и сказала:

— Отец говорит, что священники в новой Англии ничем не лучше королей в старой.

— А мама? Она тоже так думает? — спросила она.

И я рассказала ей то, что слышала от матери про пастора, который приехал с востока, из Мэна. Мать спросила его: «Вы пастор, который служит вдоль всей реки Салмон-Фоллс?» А тот ответил: «Я пастор, который правит вдоль всей реки Салмон-Фоллс».

Я думала, она улыбнется, но вместо этого она взяла меня за подбородок и сказала:

— Пасторы просто люди, а людям зачастую недостает Божьей милости. Ты будешь умницей, если доверишься преподобному Дейну. Он был женат на моей сестре и после смерти твоего дедушки заботился обо мне.

Вдруг ее рука замерла на моей щеке, а глаза посмотрели куда-то мимо меня, в темноту комнаты.

Солнце едва поднялось и еле выглядывало из-за нижней части оконной рамы, поэтому стены были все еще окутаны тенями, похожими на драпировки из черного бархата. Недовольное уханье филина в амбаре ознаменовало окончание его ночной охоты.

Бабушка вскинула голову и потянула воздух, будто уловила легкое облачко дыма, исходящее из очага. Она еще крепче прижала меня к себе, и я растворилась в тепле ее тела.

Я не сомневаюсь, что некоторые женщины способны видеть то, чего еще нет. Моя мать, безусловно, обладала таким даром. Часто ни с того ни с сего она поправляла чепец, разглаживала фартук и останавливалась, не сводя глаз с пустой дороги, ведущей к нашему дому. В скором времени во дворе появлялся сосед или путник, которого, к его удивлению, хозяйка дома Кэрриеров встречала на пороге. Вероятно, эта способность передалась ей от матери. Но бабушка, должно быть, понимала, что видеть еще не значит изменить ход вещей. Поэтому она отпустила меня и вернулась к своей работе. Взяв шерстяную нить, она сказала:

— Принимай все, что свершается по воле Господа, как бы тяжело тебе ни было. Но, оказавшись в нужде, обратись к преподобному Дейну, и он сумеет тебе помочь. Ты слушаешь меня, Сара?

Я кивнула и все сидела с ней рядышком, пока меня не позвала мать. Позднее я часто думала о ее словах и удивлялась, как она могла оставаться такой доброй под властью Бога, который умерщвлял младенцев в утробе матери, допускал, чтобы мужчин и женщин забивали насмерть каменными топорами и чтобы дети страдали и умирали от чумы. Но она не дожила до тех времен и не видела худшего.