Альфред Нобель. Биография человека, который изменил мир - Ингрид Карлберг Страница 4

В последний момент Иммануилу удалось получить отсрочку. Он надеялся, что ему разрешат погасить задолженность частями. Но 5 января 1833 года все сроки истекали².

И ранее случалось, что невзгоды сбивали Иммануила Нобеля с ног, но он всегда поднимался за счет своей трудоспособности, недюжинной изобретательности и неустанного стремления обеспечить достойное существование увеличивающейся семье. Жизнь на труднодоступном острове Лонгхольмен стала ярким примером. Тремя годами ранее Нобель получил от одной новоиспеченной вдовы права на аренду земли и кирпичный дом. Едва просохли подписи на документе, как он обратился к властям с просьбой продлить срок контракта еще на сорок лет. За это он обещал построить красивый двухэтажный дом с балконами и витыми колоннами, который по истечении сорокалетнего срока аренды достанется городу бесплатно. К ходатайству Нобель приложил подробные цветные чертежи. Власти ответили положительно. Место это, как было сказано, все равно не представляло для города никакого интереса³.

В канун нового, 1832 года роскошная вилла из десяти комнат была почти готова, однако теперь отягощенный долгами Иммануил не мог туда вселиться. Семья осталась жить в старом обветшалом домишке. Прискорбно, поскольку уже в первые недели нового года выяснилось, что Андриетта снова беременна.

Сыну дадут имя Альфред. Из всех сыновей Иммануила он унаследует больше всего отцовских качеств: фантазию, тягу к изобретательству, энергию и презрение к официальной власти, темперамент, восприимчивость и умение преуспеть в жизни, не имея ни формального образования, ни подобающего уважения к церкви.

Веру в самого себя, если кратко.

Наследственность проявилась так явно, что многие утверждали: невозможно понять Альфреда Нобеля, не познакомившись сначала с Иммануилом.

* * *

В те времена Лонгхольмен представлял собой голый каменистый остров со скудной растительностью. Он располагался на отшибе от городской застройки Стокгольма. Изоляции островитян способствовало и то, что по другую сторону моста, возле Хеленеборга и Шиннарвикена, стеной стояли скалы.

Остров во многих отношениях идеально подходил для тюрьмы, а не для проживания семьи с маленькими детьми. Всего в нескольких шагах от кирпичного дома Нобелей в Кнаперстаде находилось Южное исправительное учреждение, где отбывали наказание более 900 человек, вырубавших камни. Из их числа Иммануил Нобель не раз набирал строителей – с переменным успехом. Однажды заключенный, за которого Нобель поручился, сбежал и был задержан после того, как украл нож для резки табака из кабака Кайсы Берггрен на Уксторгсгатан.

Случалось, что мимо Лонгхольмена проплывали пароходы – по пути из порта или в порт на острове Риддархольмен. В остальном же с транспортом здесь дело обстояло плохо, по крайней мере для тех, кто не мог позволить себе нанять извозчика и трястись по булыжной мостовой в неудобной пролетке. У Иммануила была лодка, а вот лошадей к тому моменту, судя по всему, уже не имелось. Чтобы добраться до площади Стурторгет или площади Густава Адольфа, где бурлила жизнь города, ему приходилось идти пешком до мостов у Шлюза или пользоваться услугами так называемых женских лодок у набережной Сёдер-Меларстранд.

Последнее имело свои минусы. Лодочницы были известны своей грубостью и сквернословием. Кроме того, они причаливали у омерзительного «мушиного пира» (рядом с мостом Мункбрун), куда горожане сбрасывали мусор и нечистоты. Самого Иммануила Нобеля однажды приговорили к штрафу в размере трех риксдалеров и шестнадцати шиллингов за то, что он вывалил у «мушиного пира» кучу «всяческого хлама». Свое название это место получило из-за «миллионов огромных сине-зеленых с желтым оттенком мух», от которых большую часть года воздух в этом месте казался черным. С наступлением осени случалось, что под мостом в кучах отбросов и лошадиного навоза прятались бездомные, спасавшиеся от ночного холода.

Еще одной важной социальной проблемой были человеческие экскременты. По улицам Стокгольма бродили парами «золотарки», носившие на шестах между собой полные ночные горшки, направляясь к местам сброса, которые нередко находились рядом с водяными насосами. По дороге они проливали свой ценный груз, поскольку им требовалось опрокинуть с утра парочку стаканчиков, чтобы вынести такую работу. Неудивительно, что в начале ХХ века Стокгольм считался одним из самых грязных и опасных для здоровья городов Европы. Однако связь между вонючими нечистотами и количеством смертей далеко не всем казалась очевидной. Власти утверждали, что рекордная смертность в Стокгольме объясняется «неумеренным потреблением водки».

Зимой Стокгольм к тому же превращался в один из самых темных городов Европы. С сентября по март город оказывался в полной зависимости от масляных фонарей. После нескольких разрушительных пожаров правила ужесточились. Теперь, чтобы следить за освещением, владельцы домов нанимали специальных фонарщиков. Около полуночи все уличные фонари предписывалось гасить. После этого часа никто не мог передвигаться по Стокгольму без фонаря с горящей в нем сальной свечой.

В понедельник 31 декабря 1932 года многие достали свои фонари в предвкушении вечерних увеселений. В популярном тогда особняке Кирстейна на Клара-Страндгата был организован бал-маскарад. Объявления в газетах призывали гостей вести себя как «образованное общество». Всех, кто будет вооружен, даже палкой, выставят за дверь, поскольку оружие «не является неотъемлемой частью костюма»⁴.

Иммануил и Андриетта Нобель в особняк Кирстейна в тот вечер не явились. На то имелось множество причин.

* * *

Пожар начался утром в последний день года. Говорили, что треснула труба в кафельной печи, после чего огонь перекинулся на изголовье кровати и разгорелся. Вскоре пламя охватило часть дома Нобелей в Кнаперстаде. Церковные колокола прозвонили два раза, это был сигнал о пожаре в районе Сёдермальм, и весь Стокгольм затаил дыхание. Теперь все зависело от городских пожарных и прошедшего огонь и воду адъютанта пожарной бригады Фредрика Бэка.

Как раз перед встречей Нового года на Стокгольм внезапно обрушились стужа и довольно сильный юго-восточный ветер. Однако не только погода создала трудности пожарным. Первый пожарный шланг, привезенный с площади Сёдермальмсторгет, оказался никуда не годным, а прибывшая команда была слишком немногочисленной, да вдобавок многие из пожарных уже были изрядно пьяны. Бэку пришлось из своего кармана заплатить извозчикам, чтобы спешно доставить на Лонгхольмен бочки с водой и шланги.

К счастью, семья, проживавшая в доме, находилась где-то в другом месте.

Пожар в доме Нобеля разгорелся так мощно, что вскоре начал угрожать располагавшейся по соседству тюрьме. Заключенных срочно отправили на борьбу с пламенем. Некоторым пришлось изрядно потрудиться со шлангами. Другие получили приказ, несмотря на жар, выносить из дома все движимое имущество. Позднее газета Aftonbladet всячески восхваляла заключенных, в обычной жизни славившихся лишь хулиганством и разбоем. «Не имело места ни малейшего проявления злонамеренности, ни одной попытки к бегству или сокрытию спасенного имущества», – писал в газете владелец другого дома на острове.