Дневник. 1873–1882. Том 2 - Дмитрий Милютин Страница 4

После обедни в Малой церкви Зимнего дворца прошло благодарственное молебствие по случаю перемирия, с пушечной пальбой. Улицы разукрашены флагами. После того был развод, по окончании которого государь подозвал к себе всех присутствовавших генералов и офицеров и произнес несколько слов, заканчивавшихся той же мыслью. Манеж огласился неумолкаемыми криками «ура!». Очевидно, что слова эти адресованы были не столько к наличной военной публике, сколько к целой Европе.

Сегодня я обедал у австрийского посла барона Лангенау. После обеда был у меня разговор a parte с хозяином. Он прикинулся добродушным и выражал уверенность в том, что между нами и Австрией дело уладится как нельзя лучше.

24 января. Вторник. Приехав утром во дворец к докладу, я узнал о случившемся за четверть часа перед тем происшествии с генералом Треповым. В обычный час приема просителей какая-то стриженая девица (одна из так называемых «нигилисток») выстрелила в Трепова из револьвера и нанесла ему серьезную рану в бок. Генерал Мезенцов приехал доложить государю, что поступок этот объясняют местью за какого-то студента Боголюбова, которого Трепов высек еще прошлым летом, когда тот содержался в тюрьме.

После доклада я сейчас же поехал навестить раненого и нашел его лежащим на кушетке среди нескольких хирургов, ощупывавших рану и пропускавших дренаж. Все двери были настежь; множество народа в комнатах: ходили, разговаривали; не похоже было вовсе, что мы у постели больного, только что раненного. Он говорил со мною, хотя на лице видны были физические страдания. Говорят, рана тяжелая и небезопасная.

Среди доклада моего государь, по обыкновению, принял канцлера. Речь шла о выборе места для предстоящих конференций. Граф Андраши уже предложил всем кабинетам назначить конференции в Вене. Почти все уже приняли это предложение; только Берлинский кабинет воздержался пока, в ожидании согласия с нашей стороны. Князь Горчаков находится в большом затруднении: если конференция пройдет в Вене, то, по принятому обычаю, председательствовать будет Андраши, и тогда уполномоченным нашим никто не может быть другой, кроме Новикова. Но канцлер сам признает невозможным положиться на него, а между тем не хочет его обидеть назначением другого представителя.

Высказано предположение о предварительном тайном соглашении в Вене между представителями трех императоров. Если б установилось между ними твердое согласие, то можно было бы смелее выступить на общую конференцию, где бы ни было решено ей осуществиться.

Сегодня в Комитете министров состоялось продолжительное прение по вопросу о соединении в одних руках трех железных дорог – Одесской, Киево-Брестской и Бресто-Граевской.

28 января. Суббота. Положение политическое всё более и более усложняется; отказ наш на предложенный графом Андраши съезд в Вене усиливает охлаждение между нами и Австрией; в Англии правительство берет верх и разжигает страсти, распуская ложные известия и клеветы на наш счет. Палата под этим впечатлением вотировала огромным большинством просимый кабинетом кредит в 6 миллионов фунтов стерлингов. На Германию мало надежд; она держится нейтрально и повторяет, что должна щадить Австрию. Даже Франция начинает поддакивать Англии. Таким образом, опять вся Европа поднимается против нас. И за что? За то, что нам посчастливилось добиться решительного успеха над Турцией и заставить ее подписать очень выгодные для нас условия перемирия.

Сегодня, кроме обыкновенного утреннего доклада у государя вместе с князем Горчаковым, мы оба вторично приглашены были во дворец в восьмом часу вечера. Мы нашли государя в крайне возбужденном состоянии. Причиною тому было формальное заявление Лондонского кабинета о вступлении английской эскадры в Босфор под предлогом защиты британских подданных в Константинополе. Государь называет этот акт «пощечиной» нам; с горячностью говорил он, что честь России ставит ему в обязанность принять решительные меры – ввести наши войска в Константинополь. Хотя мы оба, князь Горчаков и я, старались обсудить это решение несколько хладнокровнее, опасаясь испортить дело излишней поспешностью, однако же государь сказал, что принимает на одного себя всю ответственность перед Богом, и тут же продиктовал мне телеграмму к великому князю Николаю Николаевичу.

Возвратившись домой, я немедленно же занялся шифрованием телеграммы, но, посылая ее на подпись государю, счел долгом напомнить ему, что, вероятно, условие об оставлении турками дунайских крепостей еще не приведено в исполнение и мы лишимся очень важной выгоды, если принятое ныне решение прервет условия перемирия. Государь, возвратив мне мою записку, нашел мое замечание справедливым и разрешил сделать в телеграмме добавление. Шифрованная телеграмма отправлена только в 12 часу ночи.

29 января. Воскресенье. Опять я был сегодня утром приглашен во дворец вместе с князем Горчаковым. Получено извещение, что к английской эскадре в Босфоре присоединятся суда и некоторых других государств. О вступлении английского флота в Босфор уже напечатано даже в здешних газетах. Государь находит необходимым неотлагательно объявить о своем решении вступить в Константинополь. Но приказание, отправленное только в прошлую ночь, дойдет до великого князя Николая Николаевича не ранее, как на четвертый день. Несмотря на это, решено сегодня же по телеграфу объявить через послов наших о вчерашнем решении и послать телеграмму прямо самому султану.

В то время как мы обсуждали все невыгоды нашего положения, вошла в кабинет императрица и приняла участие в совещании. Она вполне понимает затруднение, в которое будет поставлен наш главнокомандующий, если решение о вступлении наших войск в Константинополь сделается известным всей Европе и самому султану прежде, чем узнает об этом наш главнокомандующий. Я, сколько мог, настаивал, чтобы по крайней мере сама редакция нашего заявления не имела характера положительного решения. Князь Горчаков, выходя из кабинета, обещал мне еще подумать, как изменить первоначальную, набросанную им карандашом редакцию. Тем не менее я все-таки опасаюсь, что произойдет серьезное недоразумение, поскольку до сих пор не устроено телеграфное сообщение с Адрианополем. Некоторые из последних телеграмм шли из армии через Константинополь и Вену. Таким путем пришло и сегодня извещение Игнатьева о прибытии его в Адрианополь. К сожалению, турецкие уполномоченные уже уехали из Главной квартиры в Константинополь.

Государь отменил сегодня развод, мотивируя тем, что при разводе не мог бы ничего не сказать по поводу настоящего положения дел и принятого важного решения. Признаюсь, я не думал, чтобы государь придавал такое значение общественному мнению.

30 января. Понедельник. Утром был приглашен во дворец (хотя это не день моего доклада) с великим князем Константином Николаевичем и князем Горчаковым. Одобрена и отправлена телеграмма государя к султану с извещением о намерении ввести русские войска в Константинополь. Князь Горчаков предложил, как мне кажется, удачную мысль: заявить Германии, что в случае собрания конференции в одном из небольших городов Германии председательство должно по праву принадлежать князю Бисмарку. Германского канцлера ожидают в Берлине завтра или в среду. Государь в хорошем расположении духа. Послана мною телеграмма великому князю Николаю Николаевичу о том, что в случае высадки англичан где-либо на турецком берегу войска наши должны неотлагательно вступить в Константинополь.