Дом Ротшильдов. Пророки денег, 1798–1848 - Найл Фергюсон Страница 4

Таким образом, ядро данной книги — международный рынок облигаций, для развития которого Ротшильды сделали немало. Значительное внимание уделено также другим формам финансирования, которыми они занимались: торговле слитками и аффинажу, акцептованию и дисконту коммерческих векселей, прямой торговле предметами потребления, обмену валюты, арбитражу и даже страхованию. В дополнение к неизбежной сети кредитов и дебетов с другими фирмами, которые возникали в связи с этими видами деятельности, Ротшильды также предлагали избранной группе клиентов — как правило, членам королевских фамилий и аристократам, которым они предпочитали содействовать, — ряд «персональных банковских услуг». Спектр таких услуг варьировался от крупных личных займов (как в случае с князем Меттернихом) до первоклассного личного почтового обслуживания (как в случае с королевой Викторией). Вопреки впечатлению Бэджета, Ротшильды иногда также принимали вклады таких избранных клиентов. Кроме того, Ротшильды занимались крупномасштабными инвестициями в промышленность — этот аспект их деятельности часто недооценивается. В 1830-е — 1840-е гг., когда с развитием железных дорог появилась возможность реорганизовать транспортную систему Европы, Ротшильды находились в числе ведущих спонсоров железнодорожных линий, начав с Франции, Австрии и Германии. Более того, к 1860-м гг. Джеймс де Ротшильд построил нечто вроде панъевропейской сети железных дорог, проложенных на север из Франции в Бельгию, на юг в Испанию и на восток в Германию, Швейцарию, Австрию и Италию. С самого начала Ротшильды также очень интересовались добывающей промышленностью, начав в 1830-е гг. с приобретения испанского ртутного месторождения в Альмадене. Они сделали резкий скачок в 1880-е и 1890-е гг., когда вложили средства в месторождения золота, меди, алмазов, рубинов и нефти. Подобно их первоначальной финансовой сфере, такое приобретение стало поистине всемирной операцией, которая распространялась от Южной Африки до Бирмы, от Монтаны до Баку.

Главной темой данной книги, таким образом, стала необходимость объяснить истоки и развитие одного из крупнейших и самых необычных предприятий в истории современного капитализма. И все же не следует считать ее лишь пособием по истории экономики. Во-первых, история фирмы неотделима от истории семьи: выражение «Дом Ротшильдов», которое часто употребляли историки (и кинорежиссеры) прошлых поколений, использовалось современниками, в том числе самими Ротшильдами, для того, чтобы подчеркнуть их единство. В то время как регулярно пересматриваемые и обновляемые договоры о сотрудничестве регулировали управление сферами коллективной деятельности Ротшильдов и распределение накопленных прибылей, не меньшим значением для семьи обладали брачные договоры. В период своего расцвета Ротшильды систематически заключали внутрисемейные браки, не допуская, таким образом, распыления капитала и спасая его от притязаний «чужаков». Если женщины из семьи Ротшильд все же выходили замуж не за представителей семьи, их мужьям запрещалось напрямую участвовать в семейном бизнесе, как и самим женщинам-Ротшильдам. Завещания партнеров также обеспечивали сохранение и рост бизнеса путем наложения завещаний одного поколения на следующее. Неизбежно возникали противоречия между коллективными притязаниями семьи, так недвусмысленно выраженными Майером Амшелем перед смертью, и пожеланиями отдельных ее представителей: им повезло родиться Ротшильдами, однако многие из них не унаследовали ненасытного аппетита основателя династии к работе и прибылям. Сыновья разочаровывали отцов. Братья презирали братьев. Кто-то любил без взаимности; кому-то запрещали выходить замуж за избранника или жениться на любимой. Вынуждали сочетаться браком не желающих того кузенов; мужья и жены ссорились. Во всем этом у Ротшильдов много общего с большими семьями, которые населяют многочисленные романы XIX и начала XX в.: с Ньюкомами Теккерея, Паллисьерами Троллопа, Форсайтами Голсуорси, Ростовыми Толстого и Будденброками Манна (хотя, к счастью, не с Карамазовыми Достоевского!). Конечно, XIX в. можно назвать эпохой больших семей — рождаемость была высокой, а смертность в богатых семьях падала, — и, может быть, только в этом смысле Ротшильды не были «исключительной семьей», как их однажды назвал Гейне.

Из-за того, что Ротшильды были так богаты, в материальном отношении они могли бы равняться с европейской аристократией; их успех в преодолении различных юридических и культурных препятствий для достижения полного эквивалента статусности — один из примечательных примеров в социальной истории XIX в. Помня, что их отцу в свое время запрещалось владеть собственностью за пределами тесной и грязной Юденгассе во Франкфурте, пять братьев, что вполне понятно, стремились приобретать землю и просторные резиденции. Правда, почти все живописные дворцы и особняки, ставшие самыми внушительными памятниками членам семьи, построили только представители третьего поколения Ротшильдов ^[3]. Зато они активно получали награды, титулы и другие почести. Самую желанную награду, звание английского пэра, представитель семьи получил в 1885 г. Кроме того, третье поколение Ротшильдов увлекалось охотой и лошадиными бегами — занятиями, которые отождествляют в первую очередь с аристократией. Схожий процесс социальной ассимиляции можно наблюдать и в их культурных пристрастиях. Джеймс и его племянники были страстными коллекционерами произведений искусства, украшений и мебели; коллекции они передали по наследству своим многочисленным потомкам. Кроме того, они покровительствовали писателям (Бенджамину Дизраэли, Оноре де Бальзаку и Генриху Гейне), музыкантам (среди них можно отметить Фридерика Шопена и Джоакино Россини), а также архитекторам и художникам. Во многих отношениях они были Медичи XIX в.

Однако неправильно представлять Ротшильдов образом «феода-лизированной» буржуазной семьи, члены которой «имитируют» манеры и образ жизни землевладельческой элиты. Ротшильды привнесли в аристократическую среду образцы поведения, которые коренились в коммерции. Вначале они видели в покупке земли возможность вложения капитала, от которого они ожидали получения прибыли. К большим домам, которые они строили, они, по крайней мере отчасти, относились весьма функционально: как к частным отелям для демонстрации «корпоративного гостеприимства». Сыновья и внуки Натана даже покупку лошадей расценивали как своего рода приятное спекулятивное капиталовложение; они играли на бегах так же, как занимались спекуляциями на фондовой бирже. Цинично выражаясь, общение с представителями аристократии было для Ротшильдов очень важным, если правила устанавливали именно они. Кроме того, в ходе неформального общения можно было узнать столько же полезных сведений, сколько и на официальных встречах с министрами.

В то же время в каком-то смысле Ротшильды больше напоминали членов королевской семьи, чем аристократию или средний класс. И дело не только в том, что они сознательно подражали многочисленным венценосцам, с которыми знакомились. Подобно разветвленной семье, из которой вышли многие европейские монархи, Ротшильды были исключительными в своем предпочтении эндогамии. Им нравилось сознавать, что они не имеют себе равных — по крайней мере, в пределах европейской еврейской элиты. В этом смысле выражения вроде «царей иудейских», которыми награждали их современники, содержат известную долю истины. Именно так Ротшильды рассматривали самих себя и вели себя соответственно. Это доказывают выражения вроде «наша королевская семья», которые часто встречаются в их письмах. Примерно так к ним относились и другие, не столь богатые, евреи.