Филипп Август - Жерар Сивери Страница 39

Иногда он призывал на сбор великих феодалов с их восемью тысячами рыцарей, но до самого Бувина их благонадежность была под очень большим вопросом. Кроме того, феодальный долг личной воинской службы ограничивался сорока днями в году, что, очевидно, не годилось для долгой кампании, такой, например, какая потребовалась для завоевания Нормандии. Поэтому король без колебаний стал платить жалованье рыцарям (двумстам шестидесяти в 1202 году) и наемникам, возглавляемым авантюристами, такими как Кадок, которого король сначала назначил бальи, а затем посадил в темницу за его вымогательства. Кроме того, требовались разные специалисты, например арбалетчики и мастера, способные управлять усовершенствованной осадной техникой: большими камнеметами или шаблями («chaables»), метавшими сразу три камня, а также требюше или крупными машинами, которые устанавливались возле укреплений, чтобы пробить в них брешь ^[152].

Все это стоило дорого, и потому королевская власть замечательным образом использовала взамен военной службы специальные поборы, которые стали одной из самых надежных предпосылок для введения постоянного налога. Король велел точно подсчитать, сколько пехотинцев, конных сержантов и повозок должны поставлять ему города домена. Его чиновники периодически проверяли списки подлежавших призыву: сначала в 1194 году, а затем в 1202—1203 годах. Собираясь воевать против Ричарда Львиное Сердце в 1199 году и против большой и грозной вражеской коалиции в 1214 году, Филипп II потребовал пронести полноценную мобилизацию, однако в 1202—1203 годах он предпочел деньги.

Богатых городов было достаточно. Известно, что один именитый горожанин Арраса, взятый в заложники в 1212—1213 годах, выплатил королю выкуп в 10 000 ливров, что составляло примерно 50% арендной платы со всех превотств домена и в два раза превышало арендную плату с превотства Парижского ^[153]. В этой области бассейна Шельды и в сопредельных районах, где деловые люди, развивавшие рыночную экономику, начали извлекать выгоду из фазы экономического подъема, прибыли были неслыханными. Тридцать нотаблей из Арраса, Ланса, Эдена, Лилля и Дуэ выплатили королю 100 000 ливров выкупа, что превышало доход со всех бальяжей домена, подсчитанный за десять предыдущих лет ^[154].

Понятно, что король, нуждавшийся в поддержке горожан для борьбы, которую он вел против феодалов, не рисковал распространять все свои реформы на города — даже на те, которые находились в пределах его домена. Королевские чиновники пытались ввести бальяжное правосудие в некоторых больших городах Артуа, но, столкнувшись с сопротивлением, были вынуждены в ущерб себе восстановить юридическую автономию эшевенств. Следует ли сделать вывод о почти несуществующем прогрессе, учитывая, что крупные вассалы сохраняли полную юридическую автономию и вершили суд по всем важным уголовным делам, таким как убийство, изнасилование, похищение и вооруженное нападение? На самом деле нельзя говорить о полной неудаче, однако относительный успех был достигнут почти исключительно в землях домена, где бальи, благодаря своим судебным заседаниям, освободили курию от рассмотрения некоторого количества дел, которые стекались туда во все возрастающем числе. Бальяжное правосудие без особых трудностей вводилось в малых городах на большей части домена (с трудом в крупных городах), и судебный трибунал под председательством бальи выносил решения даже по серьезным преступлениям, совершенным в средних и малых вассальных владениях, и обычно обеспечивал там право судебной апелляции.

В королевской курии стало правилом присутствие более-менее профессиональных судей вместе несколькими «законоведами» («jurisprudentes») или «мудрыми людьми». Они разрешали тяжбы между вассалами, среди которых порой были великие особы. Письменным доказательствам и устным свидетельствам теперь придавалось намного больше значения, нежели ордалиям и, в частности, судебным поединкам. Писаное, или римское, право, которое получает распространение примерно с 1130 года, начиная с южных областей, достигло сердца королевства в пору правления Филиппа II. Известно даже, что в 1202 году два мудрых королевских мужа, называемых мэтрами, использовали один довод из писаного права при вынесении приговора в пользу короля по поводу «регалий» Шалона ^[155]. Один известный пример — этого мало. Однако не был ли он главным новшеством в капетингской Франции, столь привязанной к обычаям?

Столкнувшись с феодальной системой, которая в противостоянии с королевской властью часто действовала наперекор здравому смыслу, Филипп Август не шел на попятную. Он использовал арсенал, который предлагали ему феодальные обычаи: оммаж, налоги с наследства и т.д. ^[156] Он неустанно напоминал вассалам о долге военной службы, даже если порой это были только благие пожелания. До самой битвы при Бувине он добивался от магнатов военной помощи лишь ценой тяжелых переговоров. Он велел воспитать при своем дворе детей-сирот своих главных вассалов: Жанну и Маргариту Фландрских, а также юного графа Тибо IV Шампанского, сына графа Тибо III, умершего в 1201 году. Вдову последнего, Бланку Наваррскую, он принудил отсрочить признание сына совершеннолетним до тех пор, пока ему не исполнится 21 год.

Филипп пошел еще дальше и порвал с феодальным обычаем. В то время как его советники чертили таблицу вассальных зависимостей для всего королевства, король без колебаний разбил эти цепи, отказавшись приносить оммаж кому бы то ни было. Он записывал в свои прямые вассалы подвассалов крупных феодалов и, самое главное, требовал по отношению к себе строгого соблюдения вассальной верности от всех подвассалов в тех случаях, когда их сюзерены поднимали мятеж против королевской власти. И горе было тому, кто не понимал этого коренного переворота в вассальных отношениях, принося оммаж и клятву верности своему непосредственному сеньору!