Кронштадтский мятеж - Сергей Семанов Страница 39

Уже к И марта в кронштадтских тюрьмах томилось 280 коммунистов. Аресты тем не менее продолжались. Впоследствии специальная комиссия Петроградского губкома по перерегистрации кронштадтской партийной организации установила, что за все время мятежа было подвергнуто аресту в общей сложности 327 членов партии. ^[368] К этому нужно добавить некоторое число кронштадтских комсомольцев: аресту подверглись почти все члены бюро городского комитета, многие активисты. ^[369] Подавляющее большинство их являлось рядовыми матросами, красноармейцами или младшими командирами, рабочими.

Оставшиеся на свободе коммунисты в этих труднейших, условиях продолжали все же вести политическую работу. Та же комиссия по перерегистрации безоговорочно подтвердила членство в партии 135 человек, находившихся на свободе в Кронштадте в период мятежа. Это означало, что они оставались верны своим идеалам и доказали это делом. Они исподволь вели разоблачительную агитацию, распространяя советские пропагандистские материалы. Мятежные вожаки знали об этом, что вызывало их сильное раздражение. 10 марта «ревком» объявил в своей газете, что находящиеся на свободе коммунисты, «желая посеять панику среди населения, распространяют самые нелепые слухи… Все это заставляет гражданское население нервничать». И далее: «ВРК предупреждает, что против сеятелей ложных слухов будут приняты решительные меры, диктуемые обстоятельствами военного времени». ^[370]

Известны имена целого ряда кронштадтских коммунистов и комсомольцев, которые вели активную деятельность против «ревкома»; некоторые из них поплатились за это заключением в тюрьму. Среди многочисленных фактов такого рода приведем лишь несколько наиболее характерных. Спокойно и мужественно вел себя в условиях мятежа коммунист Буркалов — комендант форта № 6 (у северного берега острова Котлин). Проявляя твердость и выдержку, он остался на своем посту и повел за собой личный состав форта. Ему удалось добиться того, что гарнизон форта оказался единственной воинской частью в Кронштадте, где не была принята пресловутая «резолюция» — этот символ веры мятежников. Во время штурма крепости советскими войсками гарнизон форта помогал атакующим. Впоследствии мятежные главари объявили «измену» Буркалова главной причиной падения Кронштадта. ^[371] Это, разумеется, преувеличение, но несомненное свидетельство того, что подпольная борьба коммунистов приносила практические результаты.

Саботировал власть «ревкома» и комендант форта «Тотлебен» коммунист Г. Лангемарк. На ледокольном буксире мятежники арестовали и посадили в тюрьму двух матросов: их обвинили в том, что они нарочно вывели судно из строя. ^[372] Видимо, Петриченко имел некоторые основания заявить в одном из своих эмигрантских интервью, будто «основной ошибкой» мятежных руководителей «было то, что они оставили кронштадтских коммунистов на свободе». ^[373]

Можно предположить, что активная деятельность кронштадтских большевиков в «тылу» мятежников была бы еще эффективнее, если бы не одно прискорбное обстоятельство. После ареста или ухода из Кронштадта партийных и политических руководителей крепости тамошние коммунисты остались без организационного центра. И вот, 4 марта в «Известиях ВРК Кронштадта» появилось воззвание некоего «Временного бюро Кронштадтской организации РКП». Оно было подписано тремя коммунистами во главе с комиссаром продовольствия Я. Ильиным.

«Временное бюро» это образовалось самочинно, так как никто его не избирал и не назначал. Какие-либо подробные сведения о его организации отсутствуют, поэтому трудно судить, каковы были субъективные намерения Ильина и др. Однако сохранившийся текст воззвания, вышедшего от имени «Временного бюро», имеет явно оппортунистический и двусмысленный характер, что могло оказать только деморализующее влияние на коммунистов, оставшихся в Кронштадте. Там содержался призыв ко всем членам партии оставаться на местах и продолжать «свою повседневную работу», опровергались «вздорные слухи» о расстрелах и т. д., коммунисты призывались «не чинить никаких препятствий мероприятиям, проводимым ВРК». ^[374] Совершенно очевидно, что общий дух документа являлся капитулянтским.

Безусловно, что действия «Временного бюро» выражают общую слабость, присущую партийной организации Кронштадта в ту пору, слабость, которая дала возможность анархиствующим заговорщикам временно захватить власть в Кронштадте. Обращение это вызвало растерянность у многих местных коммунистов и способствовало ренегатским настроениям некоторых из них. Очевидно, мятежные главари понимали это, так как публикация обращения сопровождалась одобрительными комментариями председателя «ревкома» Петриченко.

Однако заправилы «ревкома» обрадовались раньше времени. Сам Ильин вскоре понял свою ошибку. Уже вечером 4 марта, разговаривая по телефону со своими товарищами на южном берегу залива (связь еще существовала), он сказал, что «о внутреннем положении Кронштадта говорить не может, так как подслушивают», однако дал понять, что намерен вести партийную работу внутри крепости. ^[375] На другой день Ильин был арестован и отправлен в тюрьму. Однако подпольная деятельность коммунистовв не прекратилась, а усилилась. 11 марта Петриченко сетовал на заседании мятежных «делегатов», что коммунисты, «оставленные на свободе, продолжают вести агитацию, тайно собираться; поэтому они были арестованы (далее назывался ряд имен, у том числе Я. Ильин). ^[376]

Таким образом, кронштадтская тюрьма пополнялась арестованными коммунистами в течение всего существования у власти «ревкола». Заключенные держались мужественно, среди них не нашлось ни одного предателя или труса. Они устраивали собрания, читали лекции, даже выпускали стенную газету с шутками и стихами. Коммунисты пытались вести пропаганду среди караула тюрьмы, и не без успеха: все время существовала связь с «волей». ^[377] Совершались и другие действия пропагандистского характера. Комиссар бригады линейных кораблей А. Г. Зосимов являлся членом ВЦИК. Им было подано заявление в «ревком» с ходатайством отпустить его в Москву на очередную сессию ВЦИК. Заключенные большевики, конечно, понимали, что это ходатайство не удовлетворят, но в таком случае «ревком» еще раз продемонстрировал бы перед массами свою антисоветскую сущность. Так и произошло. 13 марта «ревком» обсудил заявление Зосимова и счел его поездку «излишней», ибо этот факт, по их словам, «может быть истолкован правительством РСФСР как слабость». ^[378]