Монгольская империя Чингизидов. Чингисхан и его преемники - Александр Доманин Страница 39

Победы 1201 года сделали Темучина одной из ключевых фигур в Великой степи. По его слову могли в одночасье подняться до двадцати тысяч монгольских конников. В сущности, он уже достиг могущества своего знаменитого предка Хабул-хана, сильнейшего из правителей монголов за всю историю этого кочевого народа. Казалось бы, можно почивать на лаврах, — но не таков был достойный правнук Хабула.

Темучин отлично понимал, насколько еще непрочно его положение: в конце концов, Амбагай-хан, обладая не меньшими силами, чем он, закончил жизнь прибитым к деревянному ослу. Потенциальных врагов хватало. Это и татары, обозленные, но далеко не сломленные поражением 1196 года. Да и само это поражение коснулось лишь одной, северо-восточной, ветви татарского народа. Южные же племена татар, чрезвычайно многочисленные, оставались, по сути, самой внушительной силой в степи — силой, которую сдерживало только отсутствие единства. Это и битые, но непокоренные меркиты — родовые враги Борджигинов, готовые сражаться с наследником Есугэя до последней капли крови. Это и далекие, но весьма грозные найманы, один из вождей которых, Буюрук-хан, уже проявил себя как враг Темучина, поддержав Джамуху во время его недолгого гурханства. Да и старые союзники-кераиты — во всем ли можно было им доверять? Ведь у верного соратника и названого отца Темучина, Тогрил-хана (теперь его обычно называли Ван-ханом, добавляя к китайскому рангу вана исконно степной титул хана), вырос и вошел в полную мужскую силу сын и наследник Нилха-Сангум, который, по слухам, давно уже тяготился союзом с Борджигинами. К тому же, сам Ван-хан был уже стар, — удержит ли он бразды правления в своих руках? Темучин хорошо помнил, что Тогрил уже дважды терял власть, будучи свергнут своими родственниками, и лишь помощь монголов — сначала Есугэя, а потом и самого Темучина — помогала ему восстановиться на престоле. Причем последний случай произошел совсем недавно, в 1198 году: тогда-то брошенный почти всеми своими ближними соратниками Ван-хан и был спасен названым сыном.

В общем, монгольскому хану было о чем серьезно задуматься. Особую тревогу с некоторых пор стали вызывать отношения с кераитами — самыми близкими соседями по степи. Зимой 1201–1202 годов в ставке Ван-хана был раскрыт заговор его ближайших нойонов, к которому, как говорили, примкнул и младший брат Тогрила — Джагамбу, до этого всегда бывший верным кераитскому владыке. Впрочем, заговором это можно было назвать с большой натяжкой: дело не пошло дальше слов, сказанных за спиной хана, — но слова эти были опасны. Дескать, хан — и никчемный человек, и бродяга, вечно просящий помощи у других степных владык. И народ он свой угнетает, и к власти над кераитами пришел, убив своих родных братьев. Можно ли верить такому хану, и не лучше ли поменять его на кого-нибудь другого? Вот есть Джагамбу, толковый воитель, достойный человек, к тому же личный друг монгольского хана Темучина, — не ему ли и владеть кераитским улусом?

Как водится, нашелся доносчик, и вскоре неудачливые заговорщики оказались в кандалах. Успел бежать один Джагамбу: сначала к найманам, а от них — под крыло к своему другу Темучину. Но Ван-хан, чувствуя всю шаткость своего положения на кераитском престоле, не рискнул казнить столь авторитетных вождей. Он только подверг их изощренному оскорблению, плюнув каждому в лицо. Вслед за ханом то же проделали и все оставшиеся верными ему нойоны. После этой моральной экзекуции хан простил крамольников и приказал снять с них кандалы.

В ставке Чингисхана. Китайская миниатюра XIV в.

Эти события со всей очевидностью показали Темучину, что и у казавшихся самыми верными союзниками кераитов, все обстоит далеко не самым лучшим для него образом. Не начнет ли тяготиться фактически сложившимся разделом власти в монгольской степи между кераитским и монгольским владыками сам Ван-хан? Или за его спиной начнет строить козни Темучину Нилха-Сангум? Видимо, под влиянием подобного рода размышлений Темучин и предпринял шаг, который, по его мнению, должен был обезопасить его от негативного для Борджигинов развития событий в кераитском стане. Он принял под свое покровительство Джагамбу и, используя эту фигуру в качестве некоего центра притяжения, подчинил себе тех кераитов, которые рассеянно жили в монгольской степи, вне коренных кераитских кочевий. Ван-хан столь явное посягательство на его власть проглотил. Это новое усиление позволило Темучину весной 1202 года с легкостью отразить набег неукротимых меркитов. К осени того же года возросшая монгольская мощь дала ему возможность предпринять давно вынашиваемый им поход на своих злейших врагов — татар.

Осенью года Собаки (1202 год) монгольский хан сосредоточивает у татарских границ самое большое войско, которое когда-либо собирали монголы. По некоторым данным, оно насчитывало до тридцати тысяч конных воинов, а вместе со всякого рода вспомогательными силами, вероятно, достигало и пятидесяти тысяч человек. И вся эта масса обрушилась на не ожидавшие такого грандиозного набега и потому разобщенные татарские кочевья. При этом еще перед походом, придавая огромное значение сугубо военной стороне дела, Темучин установил для всех своих нойонов жесткое правило: не задерживаться в погоне за добычей, действовать строго сообща. Мол, потом, после победы над татарами, всю захваченную добычу можно будет честно поделить. Только победы этой надо сначала добиться.