Воздушная война в небе Западной Европы - Майлз Трипп Страница 39

Пытаясь возродить прошлое, которым должно было повеять на нынешние жизни шести человек, я понимал, что есть воспоминания, о которых забыли и которые могут вызвать смятение. На другие же теперь можно было оглянуться сентиментальным взглядом, и они вызывали ностальгию, я мог появиться, как Телец с гроздьями грез, свисавшими с его рогов. Я не беспокоился о том, что написанное могло стать основанием для обвинений в клевете, но есть вещи, публикующиеся ежедневно, которые, хотя не содержат клеветы, все же причинят страдания.

Но я хотел узнать, как они жили, и задать вопросы, о которых упоминал в предисловии. Конечно, нельзя было доказать никакие теории, сопоставляя их точки зрения на такие предметы, как страх и бомбежка Дрездена, но все же можно было сделать некоторые общие выводы. И я задавался вопросом, в условиях всеобъемлющей угрозы ядерного холокоста, расовых волнений и беспорядков среди гражданского населения повсюду, думали ли они, что наши усилия, как и усилия тысяч таких же, как мы, имели смысл. Или же наша юность была такой же бесполезной, словно неподписанная открытка без адреса, брошенная без марки в вышедший из употребления почтовый ящик.

По стечению обстоятельств первый найденный человек был не из нашего экипажа, и его нашел Майк Гарбетт, инженер-конструктор из Бирмингема. Он обнаружил местонахождение Гарри Уорика, пилота с «Си-Чарли», который совершил вынужденную посадку на воду после налета на Виттен. Уорик жил всего лишь в нескольких километрах от меня. Мы по телефону договорились встретиться следующим вечером вместе с нашими женами.

Едва он вошел в бар гостиницы, как мы немедленно узнали друг друга, и это было удивительно, поскольку мы летали вместе только один раз. Он несильно постарел; его глаза и движения оставались живыми, от него веяло уверенностью в себе, которая придает ее обладателю ауру твердого спокойствия, почти такую же материальную, как тело, которое она окружает, и которая, кажется, является частью экипировки всех профессиональных пилотов. Гарри Уорик продолжал летать и после войны и работал в компании, которая проводила аэрофотосъемки по всему миру. Мы представили друг другу наших жен, а затем забыли о них, вспоминая о нашей жизни в эскадрилье. Он почти сразу же спросил, где Диг, и, казалось, был разочарован, когда узнал, что я ничего не слышал о нем в течение двадцати трех лет. Я задал ему несколько вопросов, ответы на которые надеялся услышать от своего экипажа, но он не принимал участия в налете на Дрезден и, хотя прошел через один достаточно плохой период, не мог приписать его полетам во время войны. Несомненно, он был благодарен возможностям, которые ему предоставила война. Еще мальчиком он хотел летать, и как еще, спросил он, ему было возможно изучить это ремесло? Я сказал, что во время его одного полета с нами к Остафельду я был впечатлен его увлеченностью, а его жена бросила быстрый взгляд на него и улыбнулась.

– В первом же вылете нашего экипажа мы оказались не на суше, – сказал он с гордостью.

– Это был Виттен. Что точно произошло, когда вы должны были приводниться?

Его жена наклонилась.

– Мне интересно послушать об этом, – сказала она. – Он никогда не говорил об этом.

Он начал рассказ с того момента, когда мы в последний раз видели «Си-Чарли», исчезнувший вдали, с маслом, текущим из поврежденного двигателя, и в сопровождении «Мустанга». И хотя мы сидели в переполненном баре гостиницы, наше представление поврежденного «Ланкастера», тянувшего домой, было настолько ярким, что окружающая обстановка исчезла и единственным реальным ощущением была потребность достигнуть побережья Англии и оказаться в безопасности.

Уорик был вынужден остановить еще два двигателя, и к тому времени, когда опустился в туман над Ла-Маншем, три двигатели были уже мертвы, и он летел на единственном оставшемся двигателе. Пилот «Мустанга», чей собственный остаток топлива стал опасно малым, передал по УКВ-радиостанции местоположение Уорика, а затем повернул к своей базе. Большинство приборов на приборной доске пилота не работали, и он должен был снижаться сквозь облака без помощи искусственного горизонта. Это, хотя он так и не говорил, было подвигом, сопоставимым с тем, если с завязанными глазами торопливо спускаться вниз по незнакомой лестнице без перил.

В конце концов «Си-Чарли» вышел из облаков, и Уорик увидел, что летит над морем. Он понятия не имел о высоте, когда отказал последний двигатель, но немедленно приказал своему экипажу приготовиться к вынужденной посадке и начал прижимать «Ланкастер» к поверхности воды. Море было неспокойным, и при ударе самолет разломился пополам, но экипаж сумел выплыть и забраться в спасательную шлюпку. В течение четырех часов они дрожали от холода, ужасно страдали от морской болезни, а затем в последних лучах зимнего дня их нашел военный корабль. Шлюпку подтянули к кораблю, и экипаж помог им подняться на борт. Им дали по чашке горячего какао и сообщили, что они находятся в шестидесяти пяти километрах к юго-востоку от Феликстоу ^[129].

Их спасители торжествовали; мало того что они спасли семь жизней, но и военно-морской флот победил в дружеском соревновании со спасательной службой RAF.

Однако трагедии отдельных членов экипажей были только отсрочены. Несколько недель спустя бомбардир Уорика упал, выпрыгивая из аэродромного автобуса, водитель не нажал на тормоза, автобус заскользил назад и придавил его своими колесами. Он умер практически мгновенно. Затем, вскоре после войны, верхний бортстрелок умер от рака. Единственный член экипажа, с которым Уорик оставался в контакте, был штурман, и он продолжал служить в RAF. Он дослужился до звания сквадрэн-лидера ^[130], когда погиб в катастрофе вертолета.

Наступила короткая пауза, а потом Уорик посмотрел на свою жену. «Нам после Виттена дали двухнедельный отпуск, и я подумал: «Если остальные боевые вылеты будут такими же, то мне лучше поскорее жениться... Мы поженились перед окончанием моего отпуска».

Я уверен, что ответы Гарри Уорика на мои вопросы были бы почти такими же, если бы мы выпивали одни, но решил, что если мне когда-нибудь придется брать интервью у своего экипажа, то это будет без присутствия третьих лиц. Любой, за исключением закоснелого индивидуалиста, подгоняет разговор к своей компании, и было бы достаточно трудно пробиться сквозь неясные очертания несовершенной памяти, не фильтруя информацию с учетом присутствия жен и, возможно, детей.