Патриарх Гермоген - Дмитрий Володихин Страница 39

В центре заговора, по-видимому, стояла другая сила. Участие в мятеже представителей рода Салтыковых и Михаила Молчанова, в будущем немало послуживших королю Сигизмунду III, свидетельствует о собственно польской затее в основе всего бунта.

Притом никто из родовитой знати, помимо Салтыковых, не принял в нем участие — ни на стороне изменников, ни на стороне царя. Славнейшая аристократия русская либо уже договорилась: отдать государя полякам! — либо истратила весь запас добрых упований на власть Василия Шуйского и теперь осталась равнодушна к его судьбе. Она, пользуясь современным языком, «сдала» своего монарха толпе злых выскочек. Свойственник государя, князь И.М. Воротынский, уговорил его миром отдать царский посох.

Действия изменников говорят не о случайной вспышке «народного гнева», а о заговоре, участники которого тщательно разработали план действий.

Бунтовщики вышли на Лобное место перед Кремлевской стеной и принялись собирать народ. Но прежде всего они позвали патриарха Гермогена и «думные чины» — бояр, окольничих, думных дворян. Люди всё время прибывали. Видимо, опасаясь давки, а может, сопротивления со стороны друзей Василия IV, Ляпунов со своими подручными перенесли место всеобщего сборища за город. Там, прямо в поле, они объявили: отныне царь лишен власти! К нему послали гонца с распоряжением: удалиться в наследственный дом Шуйских. У покоев свергнутого монарха встала стража. Его братья Дмитрий с Иваном также оказались под арестом. Сундуки и кладовые были опечатаны.

Гермоген, узнав о печальной судьбе царя Василия Ивановича, прилюдно обращается к москвичам с просьбой: пока не поздно, верните государя в царские палаты, отдайте ему власть, неправедно отобранную! В тех обстоятельствах патриарх рисковал собственной головой, однако от царя не отступался.

«Святейший же отец отцем Ермоген патриарх, — замечает Палицын, — молит весь народ, дабы паки возвести царя. Его же словес мудрых никто же не послуша, но вси уклонишася и вкупе непотребни быша…» Тогда, не дожидаясь конца «злого совета», патриарх покинул сборище заговорщиков, умасливавших московскую толпу.

Один из публицистов XVII века повествует о поношениях, принятых Гермогеном за Василия Шуйского. Наверное, хотя бы некоторые из них относятся к лету 1610 года, когда святитель сыграл роль последнего стража при государе: «Когда увидел этот добрый пастырь, что царь упал духом, он многократно пользовал его своими наставлениями, но не смог ничего достичь. Многих бед он натерпелся от всех людей из-за царя, так что однажды его волочили грубо и повалили на землю праведника и святителя Божьего, воистину истинного пастыря нашего и учителя замечательного. Порой ополчались люди на него, порой он, будучи хранителем правосудия, им противоборствовал, божественными словами и огнем святого Духа, бывшей у него святой водой — как будто тремя заостренными копьями пронзал он трех врагов. Иногда он был охвачен страхом из-за волнений среди мятежных людей, а иногда бесстрашным становился, словесную пищу людям щедро раздавая, некоторых же наставлениями поучая, к благочестию направляя, подражая владыке Христу, кроткого учителя кроткий ученик…»

Москва все же колебалась. Помня значение царского сана, знать, дворяне и прочие москвичи хотя бы целовали Василию Шуйскому крест «на том, что над ним никакова дурна не учинити и тесноты никакой не делать». Но живой, умный, энергичный царь — очень неудобная фигура. Как его можно терпеть? Как не стеснять его, когда он самим фактом своего существования угрожает жизням изменников?!

Дабы поставить окончательную точку, 19 июля заговорщики, придя к плененному царю, велели: прими постриг! Монаху в государях не бывать… Василий Иванович явил отвагу — будучи в руках у смертельных врагов своих, он отказался покориться их воле. Тогда «Захарей Ляпунов да князь Петр Засекин со своими советники царя Василиа силою постригошя в чернеческий чин. Обещание (иноческие обеты. — Д. В.) же за царя отвещеваше князь Василей Туренин; и предашя под начало в Чюдов монастырь. И потом вскоре и царицу его Марию постригошя силою же и отдашя в Ивановской монастырь; а братию его, князя Дмитреа да князя Ивана Ивановичов Шуйских отдашя за приставов».

Однако слово Гермогена испортило всю игру. Глава Церкви своей властью объявил пострижение недействительным, поскольку оно сопровождалось насильственными действиями и сами постригаемые не отрицались мира. Летопись сообщает: «Патриарх же Гермоген… царя… Василия называл мирским именем, а того князя Василия (Туренина или, по другим сведениям, Тюфякина. — Д. В.) проклинал и называл его иноком». Заговорщики представляли свергнутого монарха «иноком Варлаамом», но вся Москва знала, что с падением царя монашеской братии в городе не прибавилось.

Василий Шуйский оставался под арестом, но уже не в своих палатах, а в Чудовой обители.

Надеясь спасти царя хотя бы и самым тягостным для него самого способом, Гермоген уговаривал отправить Василия Ивановича в дальний Соловецкий монастырь, на Белое море. Однако заговорщики не согласились. Государь и на Соловках останется государем… Фальшивого инока Василия Шуйского перевели в Иосифо-Волоцкий монастырь ^[44], а оттуда его, прихватив из Москвы и братьев, увезли поляки. Патриарх сумел помочь ему напоследок. «И князь великий, едучи в Литву, — рассказывает летопись, — с собя платье черное скинул, а царица с собя платье черное скинула же по благословению патриарха Гермогена… а жила в Покровском монастыре в Суздале».

От 20 июля 1610 года сохранился документ, красноречивым молчанием своим превосходно характеризующий позицию Гермогена в той подлой ситуации. Избавившись от Василия IV, заговорщики, в добром совете с Боярской думой, разослали «окружные грамоты», где суть переворота объяснялась всем городам России в самых уклончивых и «округлых» выражениях. Вот слова одной из грамот: «Василий Иванович… по челобитью всех людей государство оставил и съехал на свой на старый двор и ныне в чернцех. И мы, бояре и окольничие, и приказные, и стольники, и стряпчие, и дворяне, и дети боярские всех городов, и гости, и торговые люди, и стрельцы, и казаки, и пушкари, и всякие служилые и жилецкие люди целовали животворящий крест на том, что нам всем против воров стояти всем государством заодно и вора на государство не хотети; и вам бы всем, всяким людем, стояти с нами вместе заодно и быти в соединенье, чтоб наша православная христианская вера не разорилась. И матери бы наши, и жены, и дети в латынской вере не были; а на Московское б государство выбрати нам государя всей землею, сослався со всеми городы».

Как всё красиво выглядит: за веру собираются стоять! Царь «по челобитью» с престола сошел! Против воров вся масса людская согласилась «быть в соединенье»! Но имя и сан патриарха отсутствуют. Не признал Гермоген пользы и правды совершившегося. Не благословил, не одобрил. Не покрыл приветливым словом мерзость измены.

И хорошо.

Остался у народа столп истины.