Покорение Южного полюса. Гонка лидеров - Роланд Хантфорд Страница 39

Кон, как его всегда звали в семье (от второго имени Фалькон, созвучного фамилии его крестных родителей), рос в благоприятных условиях. Викторианское детство с его няньками, веселыми играми, идеализацией детей было тихой гаванью, и в основном Скотту приходилось бороться лишь с мягким давлением со стороны двух старших сестер. Он страдал от таинственной, возможно, психосоматической болезни, омрачившей жизнь многих детей Викторианской эпохи и послужившей фундаментом для здоровой– взрослой жизни. Он учился дома с гувернерами до восьми лет, а затем пошел в школу. Кон был обычным вежливым, приветливым, хотя и несколько ленивым мальчиком, обладавшим легким характером. Ни в какие истории благодаря этим качествам он не попадал.

Джон Эдвард Скотт хотел, чтобы профессией сыновей стала военная служба. Это было семейной традицией, всячески поощрялось обществом и позволяло избежать позорного занятия – торговли. Он решил послать своего старшего сына Кона в Королевский военно-морской флот, а младшего Арчибальда – в армию. Каждый из них беспрекословно выполнил повеление отца.

Для лучшей подготовки к вступительным экзаменам Кона перевели из школы в учебное заведение, где соблюдались все стандарты образования, востребованные на военной службе, то есть практиковалось обучение методом зубрежки. В 1881 году, в тринадцать лет, в звании кадета он поступил на учебное судно «Британия» военно-морского училища в Дартмуте.

Королевский военно-морской флот в последние два десятилетия XIX века внушал уважение своей мощью и численностью, однако уже был отсталым, сонным и неэффективным. А один из его собственных адмиралов даже назвал военный флот «зверинцем из непокорных и странно подобранных кораблей».

Хотя Британия действительно правила морями, победа Нельсона у Трафальгара превратила Королевский военно-морской флот в легенду. Это неминуемо привело к самоуспокоению, ограниченности и сопротивлению техническому прогрессу. Воспоминания о славных победах прошлого прямой дорогой вели к упадку. В середине 1880-х годов все молодые флоты европейских держав оснащались орудиями, заряжаемыми с казенной части. И только британские боевые корабли по-прежнему оснащались старомодными пушками, которые заряжались через жерло и были не более эффективными, чем во времена Нельсона. Изящно декорированные – с черными бортами, желтыми и розовыми вставками, тут и там позолоченные, – корабли Ее Величества напоминали скорее яхты, чем боевые суда. Как видно из биографий адмиралов XIX столетия, Королевский военно-морской флот в конце XIX века был больше элитным яхт-клубом, чем военным институтом. Идеальная чистота оказалась важнее подготовки к войне.

Это представляло одну из сторон той жизни, в которую окунулся Скотт. Кроме этого, на флоте царила система слепого подчинения и строгой централизации, которые были направлены на поддержание иерархии, а не на эффективность функций. Сверху поминутно регулировали исполнение даже самых банальных дел. Офицеры, в том числе и капитаны кораблей-, становились автоматами, оживавшими только по приказу вышестоящих начальников. Любая независимость в суждениях трактовалась как ниспровержение основ.

Военно-морское образование Скотта началось в Дартмуте, который в те дни считался образцовой викторианской привилегированной частной школой. Ее хорошо описал критически настроенный вице-адмирал Дьюар, что само по себе было редкостью в те годы. Он не только имел смелость оппонировать традициям, но и входил в небольшую группу реформаторов военно-морского флота, возникшую в начале ХХ века. По его словам,

репрессивная атмосфера… подавление инициативы и самоуверенность… бóльшая часть расписания была посвящена навигации, математике и искусству судовождения. Навигацию преподавали инструкторы военно-морского флота, не имевшие практических навыков в управлении кораблем… В расписании… не было английского языка. Это особенно печально, поскольку эффективность управления военно-морским флотом часто зависит от четкого выражения мысли…

Хотя командные методы руководства не поощряли интерес или энтузиазм кадетов, в большинстве своем они занималось очень старательно, поскольку будущее звание каждого напрямую зависело от результатов выпускных экзаменов. В соответствии с положением в итоговом списке кадетам могло быть присвоено звание корабельного гардемарина либо сразу, либо по прошествии определенного срока – от одного до двенадцати месяцев.

Поэтому начало карьеры молодого офицера определяли не здравый смысл, твердый характер, способность к командованию или профессиональное рвение, а такие вещи, как алгебра, биномиальные теоремы и тригонометрические уравнения.

Эта цитата очень точно характеризует несколько лет, проведенных Скоттом в Дартмуте. В июле 1883 года он окончил обучение семнадцатым по успеваемости в классе из двадцати шести человек. Ему присвоили звание корабельного гардемарина 14 августа, после чего его карьера продвигалась обычным курсом. После четырех лет в море его автоматически повысили до младшего лейтенанта, и он провел год в военно-морском училище в Гринвиче, чтобы получить звание лейтенанта и дополнительную теоретическую подготовку. В результате обучения он стал обладателем четырех из пяти возможных сертификатов первого класса.

Затем Скотта назначили офицером на крейсер «Амфион», отправленный в Эскуималт, базу военно-морского флота в канадской провинции Виктория-на побережье– Тихого океана. Корабль вышел из Девонпорта 20 января 1889 года и обогнул мыс Горн. Скотта перевели на крейсер «Кэролайн», где не хватало офицеров, в колумбийском заливе Октавия 14 апреля. Этот корабль Скотт покинул в перуанском порту Кальяо. Через две недели он автоматически получил очередное повышение в звании до лейтенанта. С этого момента история его службы на некоторое время становится для всех тайной.

Известно, что после «Кэролайн» Скотт отправился на пассажирском судне в порт Кокимбо в Чили. В сентябре того же года его отец обратился в Адмиралтейство с запросом о месте службы сына. Получил ли он ответ – неизвестно. Согласно одному из документов, Скотт до 13 августа служил на плавбазе военно-морского флота «Лиффи», стоявшей в Кокимбо. Затем его направили на другой корабль, где он так и не появился. Кажется, он исчез, официально вновь появившись в Кокимбо только 26 октября. В этот день он поднялся на борт шлюпа «Дафна». Там он оставался до начала марта следующего года, когда сошел в Акапулько, чтобы вернуться на «Амфион» через Сан-Франциско.

Потом он появляется в Гватемале, где знакомится с Эддисоном Мизнером, сыном посла США Лэнсинга Бонда Мизнера – удивительного «человека Бенджамина Гаррисона», богатого политика из Бенисии, что недалеко от Сан-Франциско. Для Эддисона, семнадцатилетнего молодого человека, эпатировавшего своим поведением окружающих, Скотт (которому только что исполнился 21 год) стал «прекрасным, наиболее думающим товарищем из всех, кого, как мне кажется, я знал». Они отправились на одном корабле в Сан-Франциско, где Эддисон вернулся в школу.

Здесь же Скотта познакомили с сестрой Эддисона – Мэри Изабель, или Минни, очень пылкой личностью с ярким характером. Она была замужем за Хорэсом Блэнчардом Чейзом, богатым чикагским бизнесменом, обосновавшимся в Сан-Франциско.