Моя война с 1941 по 1945 - Алексей Фёдоров Страница 39

На перроне – толпа встречающих с цветами. Не нас, конечно. Маленькая привокзальная площадь, масса народу, велосипедистов, газогенераторных автобусов, машин. Суета и шум нас ошеломили, но мы быстро пришли в себя при виде немецких мундиров. Особенно неприятно было, когда навстречу шли фельджандармы с большими медными бляхами, висевшими на цепи на шее.

Как же пройти на улицу Нового Моста (Пон Нёф)? Надо кого-то спросить. Попалась почтальонша с большой сумкой писем и газет через плечо. Остановил я её и спрашиваю: «Рю Пон Нёф?» Она поглядела на меня и затараторила. Я понял только, что нужно ехать в метро с пересадками. Закончив свою речь, она чуть ли не бегом пошла дальше. Поняла, что мы за птицы…

– Пойдем в метро, Яшка?

– Страшно.

– Надо попробовать.

Зашли в метро, не зная, где касса, а вход в метро – без вестибюля, как в туалет.

Мы спустились в подземку и стали искать кассу. Бесконечная толпа, в которой то и дело мелькали немецкие военные мундиры, действовала на психику – становилось страшно. На ходу переговариваясь, решили обратиться к контролеру. Я подошел к сидевшему на стуле старому французу и, протянув ему десятифранковую купюру, сказал: «Два билета». Взглянув на меня, как на ненормального, он показал на коридор слева. Свернули в этот длинный коридор и сразу среди спешащих пассажиров увидели идущих нам навстречу фельджандармов.

Не сговариваясь, мы развернулись и пошли к выходу. Вышли на солнечную улицу и молча направились на юг. Это было интуитивное решение покинуть город, нам стало ясно, что до вечера мы не найдем эту чертову улицу (солнце уже шло к закату), а если и найдем, то отыщем ли лавку, и как нас там примут? Ведь никаких рекомендаций у нас нет. Мы поняли, что план наш был опрометчивым. Лучше было бы обойти Париж, оставив его справа.

– Что будем делать, Лёш?

– Курс: юго-восток, по дороге ищем русские рестораны. Я читал, что в Париже их много.

– Есть хочется.

– Придется терпеть. Здесь не украдешь.

И мы пошли на юго-восток, по дороге ставя для себя и решая возникшие проблемы. Задача № 1 для нас была – выбраться из города засветло. Задача № 2 – найти русский ресторан.

Я не помню весь путь до той заставы, где мы сели на газогенераторный автобус, но по тому маршруту русского ресторана мы не нашли. Может, они и попадались дорогой, но мы не могли отличить их от французских. Во всяком случае, остались голодными до Мёлена. Я не упрекаю себя за то, что, попав впервые в «столицу мира», ничего достопримечательного там не заметил. Не до этого было. Но предполагаю, что эта застава, эта конечная станция загородных автобусов находилась в то время в Альфорвилле. Так я думаю потому, что незадолго до «встречи» с автобусом мы переходили по мосту через небольшую речку в малонаселенном в то время районе. Вероятно, мы прошли через или рядом с Венсенским лесом, и я, омыв ноги в Марне, так как они у меня были стерты в кровь (ботинки были малы), оказался на другом ее берегу.

Весь поход через Париж запомнился очень плохо, осталось в памяти только незабываемое. Например, плакаты на стенах домов с портретами казненных партизан. Среди прочитанных нами фамилий одна была армянской, другая – русской.

Еще запомнилось: на тротуаре стоят двое и разговаривают, а спешащие пешеходы, оглядываясь, обходят их. У одного из собеседников на пиджаке нашита желтая шестиконечная звезда Давида – еврей. Больше ничего не осталось в памяти, ведь эти строки я пишу спустя столько лет после событий.

И так, за Марной, мы очутились на конечной станции автобусов, отправляющихся из Парижа на юг и юго-восток. Маршрут выбрали интуитивно. На щите были написаны все остановки автобуса, но нам нужна была последняя. Эту остановку надо было произнести правильно, и необходимо было заранее знать – хватит ли у нас денег на два билета. Останавливаю молодую симпатичную француженку, говорю ей, что мы поляки и прошу прочесть последнюю остановку, указывая на нее пальцем. Она поняла, прочитала, я повторил. «Плохо», – сказала прохожая по-французски. «Вот, Яшка, опять плохо… твою мать».

– Вы же русские, а не поляки, – на хорошем русском языке вдруг говорит француженка, – что же вы мне голову морочите?

Прозвучало это так неожиданно, что мы растерялись и все ей рассказали. Она сообщила, что добраться до Швейцарии будет трудно, и не проще ли в Париже дождаться лучших времен. Предложила на время свою квартиру. Из намеков мы поняли, что она связана с Сопротивлением. Но мы настроились выбраться из Парижа и отказались. Сели в омнибус, запомнив последнюю остановку как «Мелун». Денег у нас хватило, парижанка отсчитала точно.

Солнце уже садилось, когда мы прибыли в маленький городок Мёлен. Каким-то чудом мы сразу попали в русский ресторанчик. Хозяева – белые эмигранты, отец и сын – приняли нас как родных. Ночь напролет мы провели в воспоминаниях, спорах и утешениях плакавшего отца. Тосты произносили и за победу над фашизмом, и за русскую победу, и за великий русский народ, и за Красную Армию, и за Сталина.

Как они гордились победами нашей армии! С каким восторгом, разложив карту, показывали расположение фронтов! Но и спорили с нами, отстаивая правоту Белого движения. Наша дискуссия касалась вопросов революции, Гражданской войны, коллективизации. У нас были диаметрально противоположные точки зрения, а вот по проблеме текущей войны мы не спорили. Хозяева наши ненавидели немцев и восхищались успехами Красной Армии. Они обрадовались нашему приходу, накрыли богатый стол. Мы ели в «три горла» и этим доставляли удовольствие хозяевам. Блюда из мяса и рыбы сопровождались возлияниями соответствующих вин. Мы честно рассказали о нашей цели – попасть в Швейцарию. Признались, что не прочь устроиться в «маки́». К сожалению, наши хозяева могли помочь нам только деньгами, географическими картами и добрыми советами. К Сопротивлению они никакого отношения не имели.