Война, которая покончила с миром. Кто и почему развязал Первую мировую - Маргарет Макмиллан Страница 39

В ходе первой аудиенции Тирпиц заявил кайзеру, что главной целью нового закона о развитии флота должно стать «усиление наших политических позиций в противостоянии с Англией». Германия не могла позволить себе бросить Британии вызов в любой точке земного шара, но все же она могла создать серьезную угрозу английской метрополии, для чего были необходимы базы на побережье Северного моря. По счастливой случайности англо-германское соглашение 1890 г. подразумевало отказ Германии от прав на Занзибар в обмен на скалистый остров Гельголанд, который мог оказаться очень полезен для обороны подступов к германским портам. Тирпиц считал вполне вероятным, что в случае войны англичане попытаются напасть на германское побережье или германский флот, – но при указанных выше условиях они должны были бы понести значительные потери. В течение многих лет стратегические замыслы адмирала оставались неизменными – он намеревался уничтожить английский флот в сотне миль к западу от Гельголанда. Помимо наличия этого пункта, у немцев было еще то преимущество, что они могли сконцентрировать для сражения весь свой флот, тогда как британцы были вынуждены рассредоточить свои военно-морские силы по всему миру. «Поскольку все это хорошо известно даже английским морским офицерам, адмиралтейству и так далее, – говорил Тирпиц кайзеру, – то политически все должно будет свестись к противостоянию крупных боевых кораблей между Гельголандом и устьем Темзы» [254]. Адмирал не рассматривал всерьез возможность того, что английский флот решит оставаться на своих базах и избегать полномасштабного сражения. Он также не ожидал и того, что, вместо нападения на германские берега и боевые корабли, британцы организуют морскую блокаду страны и запрут германский флот в Северном море. Между тем в ходе Великой войны именно это и произошло [255]. Но куда важнее оказалось то, что Тирпиц оказался не прав относительно британской реакции на его кораблестроительную программу.

В течение нескольких последующих лет адмирал развернул перед Вильгельмом, Бюловом и их ближайшим окружением свою печально известную «теорию риска». Теория эта была одновременно простой и очень смелой. Целью Тирпица было поставить Британию в такое положение, чтобы цена морского сражения с германским флотом стала для англичан непомерно велика. Британия располагала сильнейшими в мире военно-морскими силами и стремилась поддерживать свое превосходство на таком уровне, чтобы быть сильнее сразу двух идущих следом за ней держав, вместе взятых, – это называлось «двухдержавным стандартом». Германия, со своей стороны, не стала бы и пытаться добиться паритета – вместо этого она должна была построить флот достаточно сильный, чтобы англичане не осмелились напасть на него, поскольку в таком случае они подвергались бы риску понести слишком тяжелые потери, что оставило бы их беззащитными перед лицом других возможных врагов.

Если бы Британия все же решилась воевать с Германией на море, то, по Тирпицу, этим она бы лишь приблизила собственное падение, поскольку при любом исходе она бы лишилась части своих сил. Другие державы – особенно Франция и Россия, которые также обладали сильными флотами, – при этом осмелели бы и могли бы напасть на ослабленную Британию. В преамбуле второго «флотского» законопроекта, который Тирпиц предложил в 1899 г., говорилось: «Нет никакой необходимости в том, чтобы наш военный флот стал равен по силе флоту крупнейшей морской державы. Все равно такая держава не смогла бы сконцентрировать против нас все свои силы. Но даже если бы она и сумела двинуть против нас превосходящие силы, то уничтожение германского флота сопровождалось бы для нее таким серьезным уроном, что положение этой державы в качестве мирового лидера оказалось бы под вопросом» [256].

Тирпиц, кажется, ожидал, что сами англичане проигнорируют близость Германии к своей метрополии, – и этот факт многое говорит нам о том, насколько сильно он был одержим своим видением будущего конфликта.

Он был в этом не одинок. Его соратники – такие, как Бюлов да и сам кайзер, – с нетерпением ожидали того момента, когда германский флот станет достаточно силен для реализации избранной ими стратегии. Германии следовало быть осторожной, пока она находилось в «опасной зоне», будучи еще слишком слабой по сравнению с Британией. Последнюю ни в коем случае не следовало тревожить раньше времени. Бюлов формулировал это так: «Ввиду нашей слабости на море, мы должны вести себя так же осмотрительно, как гусеница до своего превращения в бабочку».

Двадцать лет спустя, когда его флот был наконец построен, кайзер сказал французскому послу: «Уж теперь-то я заговорю по-другому…» [257]Однако если бы немцы не проявили осторожности, то англичане могли бы склониться к принятию превентивных мер. Особенно на германских руководителей давила мысль о том, что может произойти «второй Копенгаген» – аналог акции 1807 г., когда английский флот бомбардировал столицу Дании и захватил большую часть датского флота, чтобы предотвратить его использование в интересах Наполеона [258].

Однако иногда оптимизм брал верх – тогда Тирпиц, Вильгельм и их сподвижники надеялись, что смогут превзойти Британию вообще без войны. «Стратегия риска» был в чем-то похожа на «ядерное сдерживание» времен холодной войны, которое также называли «взаимно гарантированным уничтожением». Соединенные Штаты и Советский Союз воздерживались от ядерного удара друг по другу, поскольку знали, что после такого удара у противника все же сохранится ядерный арсенал, достаточный для причинения неприемлемого ущерба. Источником такого возмездия могли стать стратегические бомбардировщики, защищенные ракетные шахты или подводные лодки – результат был бы одинаков. Так и в нашем случае Тирпиц порой говорил и вел себя так, как будто никогда и не намеревался на деле применять германский военный флот. Когда во время европейских кризисов, разрешившихся до 1914 г., начинали вестись разговоры о войне между Британией и Германией, то адмирал неизменно заявлял, что флот все еще не готов. Казалось, он скорее надеялся, что германские военно-морские силы подтолкнут Англию к соглашению уже самим фактом своего существования.

Как только Германия достигла бы того уровня могущества, при котором ее флот мог бы создать угрозу будущему Великобритании как великой державы, то англичане наверняка поняли бы, что у них нет иной альтернативы, кроме поиска прочного взаимопонимания с Германией, – а то и присоединились бы к Тройственному союзу. Исходя из этих соображений, Тирпиц и Бюлов прохладно отнеслись к перспективе союза, который Чемберлен предлагал Германии в конце 1890-х гг. Было еще слишком рано. После Великой войны Тирпиц пытался доказать, что его страна не была виновна в ее начале. Он писал: «Принимая во внимание образ мыслей, который был характерен для англичан в то время, я не поддавался влиянию тех благодушных фантазий, в которые Джозеф Чемберлен, возможно, верил сам и которыми он совершенно точно заразил некоторых немцев. Договор, заключенный на основе стремления Британии к мировому владычеству, ни при каких обстоятельствах не мог бы соответствовать германским интересам. Для обеспечения последних требовалось равноправное соглашение» [259].