Поп - Александр Сегень Страница 39

– Никак нет, – отозвался отец Александр. – То говорится про идолов, а нам надо слышать именно про иконы.

– Именно про иконы в Библии ничего не сказано, ибо идолы и иконы тождественны, – сказал сектант, расправляя крылья.

– А ну-ка найдите двадцать пятую главу Исхода и прочтите! – потребовал батюшка.

– Что именно? – спросил баптист, нехотя листая Библию в поисках требуемой главы Исхода.

– Там в серединке. Господь велит Моисею сделать скинию Завета. Про крышку. Нашли? Читайте!

– «Сделай также крышку из чистого золота; длина же её два локтя с половиною, а ширина в полтора локтя. И сделай из золота двух херувимов; чеканной работы сделай их на обоих концах крышки». Ну и что?

– А то, что эти херувимы, по вашему рассуждению, суть такие же идолы.

– Оставьте! Это было в Ветхом Завете. Мы живём в Новом Завете, и Ветхий Завет нам не указ! – выкрикнул баптист, явно досадуя, что силы покидают его.

– А что ж вы тогда про идолов из Исайи читали? – засмеялся отец Александр. – Значит, когда вам было удобно, вы пользовались Ветхим Заветом, а теперь он вам не указ. Это я и называю «мусолить». А если суровее сказать, то так обращаться со Священным Писанием – тяжкий грех. К тому же и апостол Павел упоминает скинию с изображением херувимов. Но у вас совсем иной Новый Завет. Ваш Новый Завет не от апостолов, а от Лютера. От немца Мартина Лютера, который дерзнул уворовать из Христианства там, где только можно было. Он упразднил таинства, оставив только два. Главное таинство – причастие. Мы верим, что во время литургии хлеб и вино, по слову Спасителя, пресуществляются в Его плоть и кровь. Лютер уполовинил: не пресуществляются, а лишь таинственно присутствуют. Чувствуете разницу? Второе таинство, которое пощадил Лютер, крещение. Но лютеране не погружают крещающегося в воду, не верят, что вода в сей миг становится та же, которой крестился Христос. Они лишь окатывают водой. В знак того, что признают Христа своим вождём. Так же моряки пьют солёную воду, при посвящении в морскую профессию. Нефтяники мажут лицо нефтью. Так и лютеране – будто при символическом вступлении в Христианство, как в профессию, а не как в религию. Лютер был сын рудокопа, в детстве ему запало в душу, как при посвящении в рудокопы люди мазали себе лицо чёрной угольной пылью. Вот и заимствовал оттуда своё обмывательное крещение. Вместо водопогружения – водопомазание.

– Уши вянут! – воскликнул баптист.

– У кого вянут, а у кого у нас в Закатах уши исцеляются, – улыбнулся батюшка, кивая на Романа Гуляева. – Продолжим. Лютер, отвергая католичество, отверг посещение храмов. Лозу Господню рассыпал на мелкие ягоды.

– Потому что Церковь это что? Это ваши камни, составленные один на другой и увенчанные куполами? – вопросил сектант. – Нет! Церковь это вот! – И он ткнул себя Библией в грудь. – Если я верую, то Церковь уже во мне. Евангелие от Матфея глаголет: «Где двое или трое собраны во имя Иисуса Христа, там и Церковь». Забыли?

– Нет, не забыл. «Идеже бо еста два или трие собрани во имя Мое, ту есмь посреде их», – процитировал отец Александр из Евангелия от Матфея. – Почему же тем самым отвергается необходимость построения и храма, как здания, в котором соберутся эти двое, трое и более во имя Его?

– Потому что для вас Церковь это только здание из камня, кирпича или дерева, с колоколами, с иконами, с луковичками, с крестами наверху, – гордо сказал сектант. – А для нас Церковь это нечто большее.

– Послушайте, благочестивые христиане, – обратился отец Александр к своим прихожанам. – Разве когда мы говорим о Церкви Христовой, мы говорим лишь об этом храме из камня и дерева?

– Да всё мы понимаем, батюшка, – сказал Торопцев. – Это он нарочно так говорит, хочет нас запутать.

– Вот именно, – сказал отец Александр. – Воображаю, как он запутывает простодушных людей, когда рядом нет сведущего, как я. На какой путь погибели их толкает! Зачем же вы останавливались и слушали его?

– Да сами не знаем, – сказала одна из прихожанок, Валерия Петрова.

– Какой-то бес толкал: «Иди да послушай!» – добавила другая женщина, Елизавета Проклова.

– То-то и оно, – сказал батюшка. – Все эти проповедники новых вер делают одно общее зло. Хотят разрушить Церковь Православную, раскромсать её на щепочки, дабы уготовить путь антихристу. Помните слова апостола Иоанна: «Возлюбленные! Не всякому духу верьте, но испытывайте духов, от Бога ли они: потому что много лжепророков появилось в мире». А на том предлагаю диспут окончить и всем разойтись. А кто будет и в дальнейшем слушать этого, тот мне принесёт сильное огорчение. А вы, милый человек, побойтесь, ибо как же вы себя губите, обольщая малых сих!

– Я готов и дальше спорить с вами! – возмущённо воскликнул сектант.

– Кончите свой спор тем, что чернильницей будете швырять в стену, – спокойно ответил отец Александр и пошёл прочь.

Вскоре его догнал Торопцев.

– Сразу после вас все разбрелись, никого не осталось с этим еретиком, – оповестил он.

– Ну как, Коля, хорошо я с ним спорил?

– Очень хорошо, батюшка!

– Но и устал же при этом. До чего ж иной раз хотелось по морде ему дать. Как святитель Николай дал Арию заушину. Даже святителя Николая еретик довёл до белого каления. А я выдержал.

– Посрамлён еретик.

– Вот погоди, Коля, глядишь, он завтра каяться придёт.

– Кто? – спросила матушка.

– Жалко, ты, Аля, не присутствовала! Какой я диспут выиграл у заезжего баптиста! Любо-дорого было послушать. Это была моя Невская битва, моя Полтава, мой Сталинград! А ты где-то ходила.

– Я домой сразу пошла, обед готовить. Ещё и не доволен мной!

Но баптист, вопреки мечтательным ожиданиям отца Александра, каяться не пришёл. Несколько дней он ещё пытался увлечь беседой людей на улицах, но, едва увидев в отдалении фигуру священника, предлагал перенести разговор в другое место и много на том проигрывал. В конце концов, от него стали шарахаться. Он помыкался ещё какое-то время в Закатах и в начале Петрова поста исчез. Пошёл добывать себе слушателей в других местах рейхскомиссариата «Остланд».