Евангелие от Афрания - Кирилл Еськов Страница 39

– Думаю, да. Может быть, где-нибудь еще по Иерихонской дороге, но это вряд ли – здесь все-таки нужен надежный стационарный тайник.

– Ну что же, это мысль. Сыщики пускай продолжают розыски в городе, а в Гефсимании организуем засаду из спецназовцев. И если он действительно попытается уйти из Иерусалима этой или следующей ночью (а чего ему здесь дожидаться?) – должен попасться: оставить такую заначку до лучших времен у него духу не хватит.

Итак, по части розыска Иуды было, пожалуй, сделано все, что возможно; теперь нам оставалось только ждать – клюнет или нет. А тем временем предстояло заняться другим элементом нашего плана – обеспечить «мистическое» исчезновение тела Иешуа. Завтра с утра у гробницы Иосифа появится стража; об этом позаботятся Никодим с Иосифом, Синедрион и прокуратор, – дружно не ведая, что творят. Перед нами же открывались две возможности, и теперь предстояло решить, какую из них выбрать.

Более простой вариант был таков. Следующей ночью, когда (вернее – если) мы получим сообщение о том, что Иуда ликвидирован, явиться к охраняемой римской стражей гробнице, предъявить свои удостоверения и попросту забрать тело, велев легионерам держать язык за зубами; солдаты поутру «обнаружат» вскрытую и опустевшую могилу и изобразят панику. Вариант этот действительно был прост как апельсин, однако это как раз тот самый случай, когда простота хуже воровства. Во-первых, первосвященники могли настоять на совместном карауле легионеров с храмовой стражей; вероятность этого мала, но все же существует. Во-вторых (и что гораздо важнее), это было бы прямым нарушением категорического запрета прокуратора втягивать в эти сомнительные игры каких-либо официальных лиц, в данном случае – начальника караула. Этот вариант был нами с сожалением отвергнут.

Поэтому мы начали действовать по другому варианту – более сложному и рискованному. Этот план строился на сочетании двух факторов. Во-первых, как вам, возможно, известно, проконсул, евреи изготавливают из своих покойников некое подобие египетских мумий, запеленывая их во много слоев пропитанной благовониями ткани. Иными словами – само мертвое тело под слоями материи разглядеть в принципе невозможно; именно поэтому нам было необходимо, чтобы Иешуа похоронили по полному иудаистскому обряду. Во-вторых, ни одного еврея, чтящего Моисеев закон, никакими силами нельзя заставить прикоснуться к уже погребенному трупу.

Ночью, дождавшись ухода от гробницы Иосифа с Никодимом и помогавших им спутниц Иешуа, мы извлекли из нее покойника и положили на его место тряпичную куклу, запакованную в погребальные пелены. Когда утром у гробницы появился взвод легионеров, сопровождаемый по пятам обливающимися потом членами Синедриона, наступил решительный момент. Я наблюдал из некоторого отдаления за опечатыванием гробницы, готовый немедленно вмешаться, – если, к примеру, какой-нибудь не в меру ретивый декурион начнет проявлять инициативу; хвала Юпитеру, с этим обошлось. Иудейские иерархи меня волновали в последнюю очередь. Ну заглянул один из них, с явственным омерзением, внутрь гробницы; с полуденного-то света да в темноту – много ли разглядишь? А тут ведь, голубок, щупать надо, и без дураков. Впрочем, для этих раззолоченных пней все это явно чистая проформа; вон, уже и печать прикладывают. Ну-ну, поглядим, как вы запоете послезавтра утречком…

Итак, вся подготовка была завершена. Теперь все зависело от того, успеем ли мы за оставшиеся день с ночью добраться до Иуды, а здесь пока продвижений не было никаких. Более того: выяснилось, что смахивающего на него человека видели вчерашним утром в непосредственной близости от Сузских ворот; не исключено, что мы ищем в Иерусалиме прошлогодний снег. Ничего другого, однако, нам просто не оставалось. Сыщики продолжали методично прочесывать городские трущобы и наблюдать за фешенебельными особняками; обратившись в камни, замерли в своей гефсиманской засаде спецназовцы; мы же с центурионом, уже сделав все, что в наших силах, обречены были просто ждать – в полном безделье, вися и тихонько раскачиваясь на собственных нервах.

Звезды на сереющем предутреннем небе уже почти померкли – вместе с нашей надеждой, когда в дверях, наконец, бесшумно возникла гигантская фигура. А когда командир гефсиманской засады декурион Петроний выпростал из-под плаща-невидимки руку, небрежно замотанную окровавленной тряпкой, я испытал животную радость смертника, получившего отсрочку.

…Так точно, ваше благородие, удалось, но с огрехами. Только распорядитесь немедленно врача к Руфию из второго взвода; да, тяжелый: боялись – не довезем. Так точно, есть и еще один, но это уже царапина, так же как у меня. Раненых многовато?! А вы бы сколько хотели, если брать живым бойца такого класса!? Он-то, между прочим, точно знал, что никакой пощады ему не предвидится, так что дрался – будь здоров! А главное – все это оказалось попусту; ну, в том смысле, что в итоге все равно пришлось попортить ему шкурку, а то иначе мог бы и вовсе уйти. Так что повесить-то повесили, да только вот в брюхе у него такая дыра, что кишки наружу вытарчивают, и вся поляна в кровище; в общем, «самоубийство» вышло то еще… Фельдшер уже дожидается? Благодарствую, ваше благородие. Рад стараться!

Да, с имитацией самоубийства Иуды, похоже, номер не прошел, однако не будем сердить Фортуну излишней привередливостью. В конце концов, главная цель достигнута, и теперь можно двигаться дальше – в соответствии с планом. Двигаться, кстати, надлежало молниеносно, ибо краешек неба на востоке уже отчетливо светлел, а когда мы с нарядом спецназовцев добрались до гробницы Иосифа, уже начинались предрассветные сумерки.

Сунув под нос начальнику караула – молоденькому, только что из училища, армейскому центуриону – свой золотой жетон с летучей мышью и ликторским топориком, я приказал сдвинуть камень, закрывающий вход в гробницу. И когда появившийся из склепа спецназовец выволок наружу пустые погребальные одеяния, я, глядя сквозь помертвевшего от ужаса и изумления парня, процедил: «Ну и как вы все это объясните, центурион?» И тут же, оборвав его жалобный лепет, рявкнул: «Ты соображаешь, чего натворил, недоумок?! Ведь это же международный скандал! Под трибунал пойдешь – это уж как пить дать, и моли Юпитера, чтобы тебе отделаться штрафной ротой!»

А когда почувствовал, что тот уже дозрел, и явно прикидывает – не следует ли ему заколоться прямо сейчас, не отходя от кассы, то несколько ослабил хватку и начал инструктаж: «Отправляйся в Синедрион, да поживее. Распишешь им там все, да в подробностях, как только что мне собирался: и как вы опечатывали (вместе с ними, между прочим!), и как вы тут бдели, глаз не смыкая, и что ты ума не приложишь, куда это тело подевалось – ну прямо как испарилось! Пускай они с тобой вместе голову поломают. Если сумеешь их убедить, что без чудес тут не обошлось (чем черт не шутит, евреи – народ суеверный), – твое счастье. Давай, давай, центурион, вперед – и с песней! Нам теперь всем надолго дел хватит – эту твою кашу расхлебывать…».

Да уж, предмет для размышлений у первосвященников теперь – серьезнее не придумаешь. Главное, парень в таком состоянии, что сразу будет видно – не врет; чтобы так играть панику, надо быть профессиональным актером, а не младшим офицером дальнего гарнизона, и первосвященники не смогут этого не почувствовать. Трудно предугадать, какую версию Синедрион выскажет официально и какие признания он сейчас выудит из бедняги-центуриона; для себя, однако, большинство из его членов наверняка решит, что тут и вправду имело место Чудо, а это хотя бы на время приведет их в состояние паралича.