Один день в Древнем Риме. Исторические картины жизни имперской столицы в античные времена - Уильям Стирнс Дэвис Страница 39

Крупные поселения иностранцев в Риме. Помимо значительного числа рабов иностранного происхождения, проживавших в столице, в различных ее частях существовали и большие группы поселившихся здесь иноземцев. Среди таких поселений, как Малая Сирия, Малый Египет, Малая Испания и Малая Греция (как в крупных городах последующих цивилизаций), самым известным и крупным являлось еврейское.

Оно расположено в основном в районе за Тибром, под сенью кряжа Яникул, хотя евреи могли селиться и вести бизнес в любом районе столицы. Общее число представителей этого народа в Риме, достигавшее 35 тыс. человек в дни правления Адриана, значительно увеличилось после взятия и разрушения Иерусалима императором Титом, причем многие из захваченных там евреев в римской столице вновь обрели свободу. Они были обязаны платить взносы храму Юпитера Капитолийского в том же размере, что ранее предназначался для Иерусалимского храма, но в других отношениях правительство их никак не притесняло. В основной своей массе евреи, однако, были бедняками, лишь немногим удалось стать крупными банкирами или купцами, но все остальные – мелкие лавочники и уличные торговцы – дополняли свои заработки, как предполагалось, путем предсказаний будущего и другими столь же сомнительными искусствами.

Римские плебеи, «чернь» (vulgus). Проживавших в Риме иностранцев значительно превосходили числом обыкновенные римские плебеи. Конечно, престижно, будучи где-нибудь в провинции, похвастаться своим римским гражданством – мол, «civis Romanus sum», – но в самой столице многие вольноотпущенники, а порой даже рабы из приближенных к магнатам свысока и с презрением посматривали на бо́льшую часть этого «общего стада» (grex), которая все еще считала себя основой «римской нации». Однако, если вы в самом деле являлись римским гражданином, имевшим право носить тогу, получать общественное вспомоществование в виде хлебной доли и других общественных раздач, вы вполне могли жить на сущие гроши. Вы только должны были изыскать средства, чтобы снимать где-нибудь спальное место на чердаке в инсуле, но все дневное время вы вполне могли проводить, болтаясь вокруг форума под портиками или у входа в цирки и школы гладиаторов, играя в morra или некое подобие современных шахмат, бездельничая в громадных общественных термах, заглядывая на те или иные публичные представления в театрах или амфитеатрах, а то и, используя случай подзаработать несколько мелких монет, самым низким образом угодничая перед богатеями.

Все презирали эту римскую «чернь» и все-таки заискивали перед ней. Ее крики во время игр в цирке заставляли наливаться кровью лица самых деспотичных императоров. Мягкий итальянский климат позволял черни преспокойно существовать в грязи и солнечном свете, не надрываясь на тяжелой работе, намеренно ограничиваясь самым необходимым ^[118]. Наверняка очень многие из этих «граждан» потенциально являлись просто честными бережливыми промышленниками, искусными ремесленниками или профессионалами в других видах деятельности, упрямо сопротивляясь составляющим им конкуренцию рабам, вольноотпущенникам и чужакам. Тем не менее соотношение нежелательных «граждан» было опасно велико. Многие из неработавших плебеев являлись сыновьями вольноотпущенников, унаследовавшими их неитальянские пороки, но не прошедшими школу жизни своих отцов, которая потребовала от тех тяжелого труда и преданности. И когда такой человек знакомился с моральными и социальными качествами предполагаемых наследников добродетельных плебеев былых времен, то идея «восстановления Республики», все еще поднимавшаяся на щит немногими философами из среды аристократов, казалась им абсолютно смехотворной ^[119].

Притягательность римского гражданства. Случай святого Павла. По контрасту со статусом провинциала, римское гражданство все еще сохраняло свою значительную ценность. Гражданин больше не мог иметь доступ в республиканские собрания, чтобы избирать магистратов и голосовать за предложенный статус, однако у него были определенные личные и имущественные права, которые охраняла лучшая часть «квиритского ^[120] права». Хотя закон не предусматривал, что в спорах между римским гражданином и провинциалом судья обязан принимать всегда сторону гражданина, но тем не менее последний обладал значительным преимуществом.

Он располагал всеми видами покровительства, недоступными для провинциалов, судья неизбежно оказывался на его стороне. Будучи арестован, гражданин мог требовать отпуска под залог, протестовать против «допроса в ходе бичевания». К нему не применяли пыток. Если он все же был приговорен к смертной казни, его не могли распять; обычно ему отрубали голову – весьма милосердный конец. Кроме того, помимо совершенно ясных случаев, когда дело касалось жизни и статуса гражданина, тот мог после решения правителя провинции взывать «к Цезарю» или к сенату (если он осуществлял правление в данной провинции).

Если мы снова зайдем в Государственный архив, то найдем там документы, прекрасно иллюстрирующие это утверждение. Спустя примерно двадцать пять лет после распятия Христа один из его последователей, некий Павел, также был взят под стражу в Иерусалиме по аналогичному обвинению в попытке подстрекательства к возмущению и бунту. Однако Павел, будучи арестован, немедленно заявил о своем римском гражданстве. Но местная чернь требовала его казни, вспомнив времена Христа. Когда местный правитель прокуратор Фест, колеблясь, не решался выпустить его на свободу, узник потребовал своего перевода в Рим – и был туда отправлен с большими трудностями и значительными расходами. В столице Павел предстал для решения своей судьбы перед префектом претория, представлявшим особу Нерона; все обвинения с него были сняты, и он вышел на свободу ^[121]. Если бы он не являлся римским гражданином, то, без сомнения, слабохарактерный правитель Палестины «пожертвовал» бы им, чтобы «утихомирить евреев», как в свое время Пилат сделал это в отношении Христа.

Клиентелизм ^[122]: его старейшая форма. Между беднейшими классами плебеев – от ночевавших под портиками общественных зданий и презиравшихся высшими из рабов до тех вполне достойных джентльменов, которых можно было принять за всадников, – существует, безусловно, бесчисленное множество промежуточных социальных слоев.