Три лжедмитрия. Самозванцы на царском троне - Руслан Скрынников Страница 39

Запись была слишком откровенной, и секретарю пришлось заменить слово «жолнерам» на слово «приятелям». Невеста должна была явиться на собственную свадьбу не с солдатами, а с «приятелями», или дружками (свадебный чин). Как видно, мысль вызвать из Самбора вместе с невестой наемное войско возникла у самозванца уже весной 1605 г.

Предложенная наемникам плата была фантастически велика. Невеста должна была получить в счет приданого 100 000 злотых, или 30 000 рублей. Гусарам («приятелям») предлагали оклад 30 рублей в квартал, а это значит, что всего за три месяца службы на содержание лишь одного гусарского отряда в 1000 всадников ушло бы 30 000 рублей, и еще столько же – на отряд из 2000 гайдуков.

Переговоры в королевском дворце сопровождались торгом. В результате запись была пополнена двумя пунктами. Бучинский от имени царя обязался выплатить для покрытия долгов более 100 000 злотых. Имя Юрия Мнишека в записи не упоминалось, но главным кредитором Отрепьева был именно он.

Король имел основания печься о долгах своего сенатора. Хозяева Самбора задолжали королевской казне огромную сумму. Деньги, обещанные Мнишеку, должны были тут же перейти в королевскую казну.

Последним аккордом было обязательство Лжедмитрия уплатить Его Королевской Милости еще 50 000 на «веселье», по случаю его намечавшейся свадьбы.

Запись Бучинского явилась, по существу, первой черновой сметой грядущих расходов «царя Дмитрия». Предполагалось потратить 500 000 злотых на единовременные выплаты королю, семье Мнишеков и «обществу». Наем польского войска должен был повлечь за собой еще большие затраты – никак не менее миллиона злотых, коль скоро речь шла о найме войска на год. Такие расходы не соответствовали возможностям московской казны.

Из Кракова Бучинский уехал в Самбор, откуда летом 1605 г. был отпущен Юрием Мнишеком с письмами и поручениями к «царю».

Отрепьев находился в Путивле и едва сводил концы с концами. Обещание миллионов было с его стороны обычной мистификацией.

Попытка подкупа короля и «общества» не удалась. Польша не пожелала ввязываться в войну с Москвой.

Не осложненная вмешательством извне, гражданская война с весны 1605 г. вступила в новую фазу. Восставшие жители Путивля, Курска и других городов помогли самозванцу развернуть агитацию по всей южной окраине. Гонцы с письмами Лжедмитрия появлялись в казачьих станицах, пограничных городах и даже в столице.

В «прелестных» письмах Лжедмитрия трудно уловить какие-то социальные мотивы. Всех подданных, без различия чина и состояния, «Дмитрий» обещал пожаловать «по своему царскому милосердному обычаю, и наипаче свыше, и в чести держати и все православное християнство в тишине и в покое и во благоденственном житии учинить». Тяжесть царских податей и натуральных повинностей, трехлетний голод и разорение породили в народе глубокое недовольство, а потому люди воспринимали обличения самозванца против злодея-царя, сидевшего в Москве, как откровение. Вчерашний боярин Борис Годунов был, как утверждал «царевич», изменником и убийцей, желавшим предать «злой смерти» их законного, «прирожденного государя».

Уставшее от бедствий население охотно верило посулам Лжедмитрия и связывало с именем «законного» царя надежды на перемены к лучшему.

Участие в восстании принесло определенные материальные выгоды податному населению. Сбор государственных податей был сорван по всей Северской земле. С наступлением весны казаки северских и южных степных городов перестали пахать государеву десятинную пашню. Отрепьев раздавал самые щедрые обещания дворянам и детям боярским, оказавшимся в его лагере.

Самозванец обладал редкими способностями, но не получил достаточного образования. В дни своего недолгого монашества он успел выучить Новый завет и некоторые другие священные книги. В других областях его познания были отрывочными и путаными. Пользуясь досугом в Путивле, «царевич» решил заняться своим образованием. 10 апреля 1605 г. он вызвал в избу своих тайных духовников-иезуитов и объявил им, что намерен брать у них уроки. С утра час отводился изучению философии, вечером наступала очередь грамматики и литературы. Во время занятий Отрепьев стоял с непокрытой головой, прилежно повторяя урок, слово в слово, за своими учителями. Лжедмитрию хватило терпения и прилежания на три дня, после чего он распростился со школой раз и навсегда.

После трапезы Отрепьев охотно проводил время в обществе польских «товарищей» и капелланов. Чаще всего он обсуждал с ними две темы. Первой было невежество, праздность и беспутная жизнь русских монахов, о которых он не мог говорить без отвращения. Второй темой являлась необходимость просвещения. В России, говорил самозванец, следует насадить школы и академии, для чего он выпишет в Москву множество учителей, а заодно и учеников. Русских молодых людей он отправит для обучения за границу и пр.

Лжедмитрий вел двойную жизнь, рассчитывая обмануть всех разом. При русских он прилежно играл роль ревнителя православия, при поляках – столь же усердно поклонялся католическим святыням, пил за здоровье генерала Ордена иезуитов.

Еще будучи в Севске, самозванец в письмах к своим покровителям в Польшу сетовал на то, что среди русских распространился слух о его отречении от православия. Чтобы прекратить неблагоприятные для него толки, Лжедмитрий в Путивле стал выказывать особое почтение православным святыням. Когда из Курска в Путивль привезли икону Божьей Матери, он вышел навстречу к ней и велел устроить крестный ход. Затем он поместил эту икону в своих покоях.

Между тем московскому правительству удалось заслать в путивльский лагерь лазутчиков. Сведения об этом эпизоде можно обнаружить в письмах иезуитов из Путивля и записках Г. Паэрле.

В письме от 7 (17) марта 1605 г. иезуиты Чижевский и Лавицкий сообщали о том, что неделю назад, т. е. 1 марта, в Путивль явились три монаха, подосланные Годуновым. Они доставили грамоты от царя и патриарха. Иов грозил путивлянам проклятием за поддержку беглого Расстриги. Борис Годунов обещал им полное прощение и милость, если они убьют «вора» и окружавших его ляхов или выдадут его в цепях законным властям.

Однако монахи были арестованы еще до того, как успели обнародовать привезенные грамоты. Лжедмитрий велел пытать их, и они во всем сознались.

Г. Паэрле, использовавший рассказы находившихся в Путивле поляков, воспроизвел более подробную версию происшедшего. По его словам, Борис прислал в Путивль трех монахов Кремлевского Чудова монастыря, хорошо знавших Отрепьева. Монахи должны были обличить перед населением беглого дьякона. После ареста два монаха были подвергнуты пытке, но ни в чем не признались. Третий лазутчик, чтобы избегнуть пытки, донес, что его сотоварищи имели поручение отравить «царевича». Монахи якобы успели втянуть в свой заговор двух придворных самозванца. Последний велел выдать изобличенных изменников – «бояр» – на расправу народу. Их привязали к столбу посредине рыночной площади, и путивляне расстреляли их из луков и пищалей.

О казнях в Путивле упоминают как иностранные, так и русские источники. По данным А. Поссевино, «царевич» передал на суд народу одного из находившихся при нем московитов, который в секретном письме к Борису просил дать ему войско и обещал живьем захватить самозванца. Путивляне убили его. В русских источниках можно обнаружить данные о том, что в 1605 г. в Путивле был казнен тульский дворянин Петр Хрущев. Он попал в плен к самозванцу еще в сентябре 1604 г. и тогда же признал его царевичем. Таким путем он попал в число придворных Лжедмитрия. Подлинные обстоятельства его гибели, однако, неизвестны.