1612-й. Как Нижний Новгород Россию спасал - Вячеслав Никонов Страница 39

Но, очевидно, добровольные пожертвования стали только первыми ручейками необходимого финансового потока. В дальнейшем потребовались решения о резком повышении налогов. Кто принимал эти решения?

«Для этого искони веков существовало в земстве одно средство — всемирный приговор, заручное утверждение своих решений всем миром, — отвечает Забелин. — …Это же показывает, что народ нижегородский вовсе не был народом театральным. Он с готовностью соглашался на всякие жертвы, ибо видел безысходную гибель Отечества. Он желал одного — устроить крепкое и правильное ополчение и потому искренно радовался всякому доброму совету в выборе достойных к этому делу людей. Он обсуждал и эти выборы, и самое дело без торопливости и не спеша, многажды примеривая, как будет лучше, ибо знал, что дело было великое, т. е. собственно, трудное, которое, чтобы поднять одним посадом, надобны были великие, последние силы… Впрочем, есть положительные официальные свидетельства, что никакого диктаторства со стороны Минина в этом случае не было и быть не могло. Из нижегородской приходной книги этого времени узнаем, что сборы назначались не одним лицом Минина, а по приговору воеводы с дворянами, и дьяков, и Козьмы Минина с земскими старостами и всеми посадскими; а в других случаях по такому же приговору, только без Козьмы».

Любомиров подтверждал: «Практичные инициаторы дела — посадские — хорошо понимали, что добровольные пожертвования не могут создать устойчивого фонда для снаряжения и содержания военных отрядов, что нужно нечто более определенное, более обязательное. И вот, вероятно, по их предложению нижегородцы „приговор всего града за руками устроиша“ о принудительном сборе средств „на строение ратных людей“… Во всяком случае ясно, что действие приговора распространялось не только на посад, но и на весь город и даже уезд; очевидно, это был действительно „приговор всего града“, а не одних лишь посадских людей».

Каковы были размеры чрезвычайного налога? Обычно в литературе говорится о «третьей деньге», то есть трети всего состояния. Но, похоже, система, установленная посадом и Мининым, была более гибкой.

Сам земский староста, по свидетельству «Повести о победах», разделил свое имущество на три части и «взяв две части имения своего, и со многою радости принесе на собрание казны ратным людем, себе же на потребу едину часть имения своего остави». По примеру Минина якобы поступили и «вся граждане» Нижнего Новгорода.

Карамзинский хронограф сообщал, что Минин «нижегородцких посадцких торговых и всяких людей окладывал, с ково что денег взять, смотря по пожитком и по промыслом, и в городы на Болохну и в Гороховец послал же окладывать». Как видим, сбор проводился как на посаде, так и по всему уезду. «Нижегородский летописец» зафиксировал, что в городе «с посацких людей… имали пятую денгу ратным людям на жалованье».

Забелин справедливо замечал: «Он „посадских, торговых и всяких людей вкладывал, с кого что денег взять, смотря по пожиткам и по промыслам…“ Обычай был брать известный процент, известную долю или с капитала пожитков, или с капитала промыслов, например, пятую, третью долю. Так было при сборе денег и в этот раз. Кто, например, торговал на 300 руб., как Минин, с того брали 100 руб., которые Минин и внес; у кого было три копейки пожитков, с того брали копейку и т. д.; платили все равно, т. е. третью, пятую, десятую долю своего дохода или достатка, как назначалось по окладу».

Любомиров приводил такие расчеты: «И по распространению на разные слои населения, и по способу взимания, по крайней мере, с посадских и других торговых и промышленных людей по окладу, „смотря по пожиткам и по промыслом“, и по широте полномочий главного сборщика назначенный нижегородским приговором сбор ближе всего напоминает сборы пятой, десятой деньги, особенно двух первых пятин… Дача пятой деньги на нужды ополчения была большой жертвой со стороны нижегородцев». Нижегородцы поистине не щадили своих «животов», этим словом в те времена называли еще и имущество.

Принудительный сбор средств на ополчение и «приговор всего града» не всеми был воспринят с энтузиазмом. Находились те, кто «скупости ради своея» не хотели платить причитавшихся с них сумм. Что с ними делать? На основании упоминавшегося приговора с посадом «Козьма уже волю взем» над нижегородцами, получил полномочия «страх на ленивых налагати», продавать дворы нерадивых плательщиков и даже (похоже, это все-таки художественный вымысел летописца) закладывать их жен и детей.

Полагаю, именно Минину принадлежала и идея займов, вероятно принудительных, у состоятельных частных лиц, «покаместа нижегородцкие денежные доходы в зборе будут». Любопытно, что заем был сделан в основном у ненижегородцев. В платежнице среди крупнейших заимодавцев значились «люди Строгановых», ярославцы Никитниковы, Василий и Степан Лыткины, Григорий Микитников, москвичи Оникей Порывкин, Филат Дощаников. Только от Строгановых, торговавших в Нижнем Новгороде, было получено 4660 рублей.

Использованные нижегородцами принципы сбора средств на общегосударственные нужды — долевое участие и сочетание добровольности и принудительности — впоследствии будут взяты на вооружение российским правительством.

Служилые люди и много лет спустя будут передавать из уст в уста рассказы о щедрости и неподкупности нижегородского выборного человека Кузьмы Минина. Щедрость была вполне объяснима: приходившие в ополчение разоренные дворяне были попросту небоеспособны, их надо было сначала полноценно вооружить, посадить на хороших лошадей.

Каждый записавшийся в ополчение получал годовое жалованье. Пожарский и Минин провели смотр и распределили дворян по трем статьям, сообразно с их прежними окладами, что имело и немалое психологическое значение — возвращение к исконному порядку, «чину».

Оплата в ополчении была более чем конкурентоспособной. Первой статье было назначено «по 50 рублев, а другой по 45 рублев, третьей по 40 рублев, а меньши 30 рублей не было», — отметил в своих записках Болтин. Помимо этого оклада земская изба раздала им всем единовременное пособие на покупку коня, починку доспехов. Деньги требовались очень большие.

Напомню, максимальное денежное жалованье нижегородского дворянина составляло 14 рублей в год. Правда, оно было добавлением к земельному обеспечению, которого пока не могли дать своим служилым людям Пожарский и Минин, но ведь и получать денежное довольствие дворянам приходилось не каждый год и далеко не всегда в полном объеме.

Все летописцы единодушно свидетельствуют, что ратные люди нижегородского ополчения были все время обеспечены и жалованьем, и кормом, что Минин «жаждущия сердца ратных утолял, и наготу их прикрывал, и во всем их покоил, и сими делами собрал воинство немалое». «Ни одного намека в летописях и в других актах о том, чтобы Минин обращался с этой казной нечестно, — подчеркивал Забелин. — Ни одного летописного замечания о том, чтобы нижегородская рать была когда-либо оскорблена со стороны расходования казны, чтобы происходили в казне самовольные захваты со стороны начальников. Между тем летописцы никогда не молчат о таких делах, у кого бы они ни случились».

Нижний Новгород приобрел вид военного лагеря. Со всех концов прибывали служилые дворяне, казаки, стрельцы, желавшие участвовать в ратном деле. В кузницах на Ковалихе и за Дмитровскими воротами мастера-оружейники день и ночь ковали и ремонтировали оружие и доспехи, на Зелейном дворе готовили порох, на Нижнем посаде шили одежду. У Благовещенской слободы был устроен пушечный двор, на котором к выступлению ополчения из Нижнего Новгорода отлили первые пушки. Проводились закупки стратегических запасов, причем по некоторым товарным позициям постоянно ощущался острый дефицит, особенно — по свинцу и пороху.