Влиятельные семьи Англии. Как наживали состояния Коэны, Ротшильды, Голдсмиды, Монтефиоре, Сэмюэлы и Сассуны - Хаим Бермант Страница 39

В 1851 году Майер де Ротшильд приобрел Ментмор, и вскоре за ним последовали и другие члены семьи: Энтони поселился в Астон-Клинтоне, Фердинанд в Уоддсдоне, его сестра Элис в Айтропе, Альфред в Холтоне, Леопольд в Уинге и Натаниэль в Тринге. Натаниэль, Альфред и Леопольд были сыновьями Лайонела, а Ферди и Элис – племянником и племянницей. (Ферди также был его зятем.)

Этот анклав в Чилтерне представлял собой аналог анклава Ротшильдов в Лондоне, где они жили друг от друга на таком расстоянии, что могли переговариваться. В Бакингемшире они (при крепком здоровье) могли бы дойти друг до друга пешком. В 1865 году Лайонел построил себе шестиэтажный особняк на Пикадилли, 148. В ближайшие годы Майер переехал в дом номер 107, Фердинанд – номер 143, Элис – 142, Энтони – за углом, а Альфред – чуть ниже по улице Симор-Плейс, дом 1.

Бакингемшир густо усеян рыночными городками, которые сегодня тянутся друг к другу и угрожают образовать крупную конурбацию, но сто лет назад между холмами лежали пустые долины, продуваемые ветрами со всех сторон, а в рассыпанных по низинам деревням царила бедность. Сельское хозяйство, уже значительно пострадавшее из-за отмены хлебных законов, получило тяжелейший удар из-за освоения американских прерий. Цены на зерно катастрофически упали, многие фермеры не могли заплатить за аренду земли, и к этим внешним факторам добавилась откровенная близорукость землевладельцев. Герцогу Бакингемширу, например, пришлось продать около 50 тысяч акров между с 1844 по 1857 год (при этом у него еще осталось около 10 тысяч акров имения в Стоу). Другие магнаты покинули эту местность и предоставили ей приходить в упадок.

«Где же, – спрашивал местный историк в 1885 году, – великие семьи: где Ли из Куоррендона, Дэшвуды из Холтона, Честерфилды и Стэнхоупы из Айтропа, Уортоны из Аппер-Уинчендена, Лейки из Астон-Клинтона, Дормеры из Уинга? Все их когда-то благородные резиденции сметены беспощадной рукой времени, а земли их позаброшены. Теперь Ротшильды владеют важнейшими из этих поместий. Но, – продолжал он, – новые владельцы вдохнули новую жизнь в окружающую местность, и факты, по крайней мере в данном случае, не подтверждают пословицу о том, что будто бы под раскидистым деревом ничто не цветет…

Майер, младший сын Натана, нанял архитектора Джозефа Пакстона, который лишь недавно закончил Хрустальный дворец для Всемирной выставки, чтобы построить ему, как он выразился, виллу в Ментморе. Пакстон положил в основу своего проекта Уоллатон, великолепную резиденцию XVI века, принадлежавшую семейству Уиллоуби (сейчас там располагается Ноттингемский музей естественной истории). Он использовал такой же медового цвета анкастерский камень и те же пышные елизаветинские детали, но видоизменил их по собственному усмотрению. В итоге получился грандиозный дворец с массивными квадратными башнями и шпилями, смягченный садами и парком. Строительство велось с 1852 по 1854 год, и резиденция стала первой в округе, где провели паровое отопление и устроили искусственную вентиляцию.

Как и можно ожидать от создателя Хрустального дворца, в Ментморе использовано немало стекла. Большой центральный зал освещается через застекленную крышу, и окна из листового стекла выходят на окружающий Чилтерн.

Барон Майер, несмотря на обязанности партнера в банке, проводил мало времени в Нью-Корте. Он был членом парламента от Хайта от либеральной партии, но ни разу не выступал в палате. Главным образом его интересовали скачки. Он устроил конную ферму в Графтоне подле Ментмора и выиграл «Тысячу гиней» в 1854 и 1864 годах, Гудвудский кубок в 1869 и 1872 годах, а в 1871 году, который в истории скачек прозвали «баронским годом», «Тысячу гиней», Оукс, Сент-Леджер, «Цесаревич» и – в качестве венчающего триумфа – Дерби.

Барон любил говорить, что дешевле купить французскую антикварную мебель, чем съездить в «Мейплс» ^[44], но, глядя на обстановку Ментмора, никак нельзя было сказать о какой-то излишней бережливости владельца. Они с баронессой собрали бесценную коллекцию французских гобеленов, лиможских эмалей, севрского фарфора. Их резиденцию украшала мебель эпохи Ренессанса, вещи, принадлежавшие Марии-Антуанетте, предметы из Дворца дожей в Венеции, и несколько огромных позолоченных фонарей с официальной галеры дожей, и огромный камин из черного и белого мрамора, который когда-то украшал дом Рубенса в Антверпене. Комнаты Ментмора были под стать этим сокровищам. Центральный зал имел размеры 50 футов в длину, 40 в ширину и 40 в высоту ^[45].

Общее впечатление вызывало скорее трепет, чем восхищение. Это был, по словам Асквита ^[46], «истинный музей всевозможных древностей». «Не думаю, – писал другой посетитель, – что сами Медичи жили с таким размахом даже в зените их славы».

Однако и Ментмор не был последним словом великолепия. Его затмил Уоддсдон, дворец в стиле Возрождения, построенный для Фердинанда де Ротшильда французским архитектором Ипполитом Детайером.

Фердинанд был внуком Соломона, брата Натана. Его мать Шарлотта вышла за Ансельма, главу венского дома, но их брак оказался несчастливым. Ансельм, религиозный иудей, не отличался такими же строгими принципами в вопросе супружеской верности. Его жена вернулась в Англию вместе с их сыном, и Фердинанда вырастили как английского джентльмена, хотя и со вкусами космополита. В 1865 году он женился на своей кузине Эвелине, дочери Лайонела. В светской жизни это было событие года. Четырнадцать подружек невесты и целый взвод пажей следовал за новобрачной. Присутствовали сливки лондонского общества и сонм блестящих фигур из-за границы. Первый лорд адмиралтейства поднял бокал за здоровье Ротшильдов, а Дизраэли – за невесту. Через полтора года она умерла при родах. Вся семья погрузилась в траур.

«Мы были счастливы, веселы, даже шутили, никто не мог и подумать о таком исходе, – писала ее кузина Констанс в дневнике. – Кажется, этого не могло быть… Дом стоит темный, закрытый… Видела спальню, эту радостную, светлую комнату с неподвижным силуэтом на кровати и бедным малышом на диванчике».

Фердинанд так и не женился повторно. В память об Эвелине он основал больницу в Сатерке и школу для девочек в Иерусалиме.

У герцога Мальборо за 200 тысяч фунтов он приобрел участок в Уоддсдоне, на труднодоступном меловом нагорье. Чтобы разместить постройки, верх участка был срезан, словно верхушка у яйца, и взрослые каштановые деревья доставили по крутому склону и рассадили аллеями. До середины возвышенности построили специальное ответвление железной дороги, а из Нормандии завезли першеронов, чтобы доставить строительные материалы на самый верх. Изощренно сформованные кустарники, танцующие фонтаны, тщательно подобранные скульптуры преобразили пустошь в маленький Версаль. Работы начались в 1874-м, а закончились в 1880 году.

В здании полы устилали целые мили ковров мануфактуры Савоннери ^[47]. Французские гобелены протянулись вдоль стен и потолков. Галереи полнились картинами Рейнольдса, Гейнсборо, Кейпа, Ватто, Рубенса, Гварди, ван Эйка и ван Рейсдала. И повсюду на каминах, полках, в стеклянных витринах красовались хрупкие шедевры Севра, Дрездена и Лиможа. Уоддсдон с его 222 комнатами стал одним из английских чудес.