Несостоявшийся русский царь Карл Филипп, или Шведская интрига Смутного времени - Алексей Смирнов Страница 38

Новгородский наместник Иван Одоевский и митрополит Исидор скрывшиеся в кремле, к вечеру 16 июля выслали парламентера с предложением перемирия. Они сообщили, что готовы сдаться шведам, признать покровительство короля Карла IX и просить в цари одного из его сыновей по выбору — Густава Адольфа или его младшего брата Карла Филиппа. На следующий день соглашение было заключено и Якоб Делагарди, поклявшись на Евангелии в том, что города разорять не станет, во главе полка своей лейб-гвардии вступил в кремль.

Разработка подробного договора заняла еще неделю, и 25 июля этот объемистый документ, состоявший из тринадцати статей, был наконец готов. Главными пунктами соглашения было торжественное обещание продолжения войны с поляками и отказ от покровительства польского короля и его наследников мужского пола, а также постановление об избрании шведского короля Карла IX покровителем государства Московского, а одного из его сыновей — царем Московским, по поводу чего в скорейшем времени в Швецию отправится посольство.

Составители договора понимали, что не могут просить на русский престол шведского принца от имени всей страны, а потому сделали приписку о том, что Княжество Новгородское будет стремиться к согласию с Московским государством по этому вопросу. Тяжелое время раскола страны и трудная ситуация, в которой оказался Новгород после его падения, заставили сформулировать договор таким образом, что Новгород представлялся практически независимым государством, как то было более двухсот лет назад.

Этот невольный провал во времени подчеркивался пунктом договора, в котором Новгород обязался привести к присяге сыну его королевского величества города и уезды, относившиеся к Новгородскому княжеству. Новгород, кроме того, объявил о своей готовности содержать шведское войско и открыто сообщать о доходах.

Делагарди, в свою очередь, обещал, что города, согласившиеся просить сына шведского короля на русский престол, не будут присоединены к Королевству Шведскому, «исключая Кексгольм с его уездом и границами и то, что народ Московский, по праву, должен державнейшему Королю моему за издержки, употребляемые Его Величеством на посылание в Россию, при жизни Великого Князя Василия Шуйского, вспомогательных войск и на жалованье оным за продолжавшуюся там службу, о чем Его Королевское Величество, по отпуске в Россию сына своего и по освобождении оной от мятежей, учинит с боярами и российским народом подробное и праведное постановление». Делагарди также обязался не притеснять греческую веру, не вывозить в Швецию пушек, колоколов, порох, свинец и другие товары без согласия на то россиян, а жителей не выводить в Швецию. В судах должно было заседать равное количество русских и шведов, «если же случится, что кто-либо из шведов обидит россиянина и причинит ему вред, то шведы не должны защищать виновного, но по мере преступления наказывать». Еще один пункт договора открывал для Делагарди и его офицеров широкие возможности для карьеры в Русском государстве: «Шведские воины, природные или чужестранные, ознаменовавшие себя успехами и мужеством в России, с согласия воевод и прочих вельмож российских, получат за свои заслуги достойные награды: имения, большое жалованье, поместья».

Шведам отводились места для постоя на Софийской стороне. Могущественное новгородское купечество выговорило в качестве одного из условий капитуляции запрет на посещение иностранными солдатами Торговой стороны, опасаясь грабежей и буйства наемников, мешавших коммерции.

В целом договор скорее соответствовал интересам Новгорода, получавшего защиту шведского войска от поляков и многочисленных лжедмитриев, и самого Делагарди, увидевшего в новом повороте стремительного потока русских событий грандиозные перспективы для себя (ясно, что именно он станет главным человеком в России при юном шведском принце, взошедшем на престол в чужой варварской стране!), чем планам короля Карла IX, стремившегося на востоке лишь к расширению своих владений.

Делагарди прекрасно понимал, что текст этого лукавого соглашения, присланный в Стокгольм, может отравить Карлу IX радость по поводу взятия Новгорода, и потому поспешил оправдаться в письме своему монарху от 28 августа 1611 года тем, что было крайне рискованно пытаться взять новгородский кремль силой оружия: «Поскольку ворота были завалены землей и гравием, а мосты подняты, подобраться к воротам можно было лишь с большими людскими потерями. Поэтому я решил предложить им сдаться на аккорд и этим избежать дальнейшего разрушения и кровопролития».

Еще дымились развалины сожженных домов и церквей, еще висел в воздухе сладковатый запах горелой плоти и вились над золотыми куполами черные вороньи стаи, слетевшиеся пировать на неубранных трупах, а недавние враги уже братались под аккомпанемент торжественного колокольного звона. Делагарди, его полковники и ротмистры сидели за длинными столами в хоромах новгородского наместника Ивана Одоевского вместе с новгородскими боярами и богатейшими купцами, поднимая кубки в честь сражения, так удачно завершившегося для обеих сторон.

Но солдаты Делагарди не разделяли радости офицеров. Они чувствовали себя обманутыми, им опять пришлось таскать каштаны из огня для других. Хотя огромный город и удалось взять малой кровью — при штурме пало менее двух сотен наемников, — награда оказалась куда меньше обещанной. Самое приятное занятие на войне — ограбление поверженного врага — пришлось прервать, даже не начав толком потрошить кладовые новгородских обывателей: начальники заключили перемирие для выработки мирного договора. Офицеры обещали, что Новгород добровольно возместит деньгами, товарами и продуктами все их кровавые усилия, но и эти слова сбылись лишь отчасти. Слухи о несметных богатствах Новгорода не подтвердились, когда шведы добрались до городской казны. Сундуки были вычерпаны до дна, в хранилище оказалось только пятьсот рублей. Товары, которые можно было обратить в деньги, забрали с собой, убегая в Ярославль, предприимчивые воины Бутурлина. Город мог предложить победителям лишь большой пушечный и мушкетный арсенал, но и от этой добычи было мало пользы, поскольку пороха и свинца в Новгороде почти не осталось.

Армия начала шуметь, требуя Делагарди к ответу. Вот-вот мог вспыхнуть мятеж. Новгородцы собрали по домам деньги, но их хватило лишь на выплату месячного жалованья войску. Распределение тощей казны по полкам и ротам вызвало новые волнения. Взбунтовался конный Вестергетландский полк, набранный из природных шведов, вдруг обнаруживших, что их обманули при заключении контрактов. «Мы сражались и проливали свою кровь наравне с немцами и французами, так почему им платят больше!» — кричали зачинщики, призывая земляков оставить негостеприимную Россию, где вдоволь только смертей и болезней, а богатствами и не пахнет. С родины шли известия о бесчинствах фогдов — сборщиков налогов, отнимающих у семей воинов последнее, в то время как кормильцы кладут свои жизни за короля в далеких краях. Призывы агитаторов пали на заранее подготовленную почву.

С той же решимостью, с какой несколько дней назад они шли на приступ Новгорода, вестергетландцы двинулись в обратном направлении, сминая конями ротмистров, пытавшихся остановить бегство. Когда часть полка уже вышла в поле, у городских ворот завязалась потасовка между одним из бунтовщиков и знаменосцем, пытавшимся отбить стяг у бывшего товарища. Офицеры воспользовались заминкой, чтобы закрыть ворота. Были вызваны подкрепления из числа оставшихся верными Делагарди наемников. Большая часть колонны вестергетландцев с развернутыми знаменами ушла на запад, в Финляндию, а «хвост», прищемленный закрытыми воротами, ожидала жестокая расправа. Зачинщиков беспорядков приговорили к смерти.