Я был зятем Хрущева - Алексей Аджубей Страница 38

Хрущев активно участвовал в острейшей борьбе с троцкистской оппозицией. По-видимому, Каганович, бывший в ту пору секретарем МГК партии и знавший Хрущева еще по Украине, мог рассказать о нем Сталину.

Никита Сергеевич не часто вспоминал о том, как он попал в верхние партийные круги. Иногда, уже в пенсионные годы, он мог отложить книгу, задуматься и, как бы для себя, вернуться в прошлое. Жалел, что не удалось окончить Промышленную академию, да и вообще не везло с ученьем: все время срывали с занятий по какой-нибудь острой необходимости.

Как-то я попросил его рассказать о Надежде Сергеевне Аллилуевой, о том, могла ли она вступить со Сталиным в политический спор и правда ли, что защищала Николая Ивановича Бухарина, близкого их семье человека? Не этот ли драматический узел явился причиной ее самоубийства?

Хрущев исключал такую возможность, хотя заметил, что Аллилуева могла «споткнуться на правую ногу» во время какого-нибудь спора или дискуссии. Правда, никогда не настаивала на своем, если убеждалась, что большинство товарищей ее не поддерживают. Вспомнил Хрущев и такой эпизод. Во время ноябрьской демонстрации 1932 года на Красной площади он оказался рядом с Надеждой Сергеевной. Было ветрено, дождливо, холодно. Аллилуева поглядывала на трибуну Мавзолея, явно беспокоясь за мужа. Сказала: «Мерзнет ведь! Просила его одеться потеплее, а он, как всегда, буркнул что-то грубое и ушел…» «По-моему, – закончил Хрущев, – она боялась Сталина…» (В ту ночь Аллилуева покончила с собой.)

Уже после ее смерти Хрущев и Булганин несколько раз получали приглашение от Сталина на семейные обеды. Булганин тогда был председателем Моссовета и, вызывая их по телефону, Сталин произносил: «Отцы города, прошу на обед!» Бывали за столом отец и мать Надежды Сергеевны, ее сестра Анна Сергеевна, муж которой, Реденс, возглавлял Московское управление внутренних дел, дети. Так случалось до 1936 года; потом Реденс был расстрелян, а семья рассеяна.

«За такими обедами, – вспоминал Хрущев, – Сталин давал почувствовать, что хорошо знает, как я вел себя в академии во время борьбы с правыми и троцкистами. Такие подробности могла передавать ему только Надежда Сергеевна. Сталин вдруг мог спросить: «А ваш отец перестал плотничать, он живет с вами в Москве?» Сталин знал биографию каждого своего выдвиженца, а я, конечно, был таковым».

Эту биографию не очень-то хорошо представляли себе даже его дети. Скупые сведения об отце сохранила в памяти Рада, иногда она расспрашивала об этом деда и бабушку.

Хрущев родился 17 апреля 1894 года в селе Калиновка Курской губернии, в бедной крестьянской семье. Отец его, Сергей Никанорович, зимой обычно уходил на заработки в Донбасс, он был хорошим плотником и все мечтал купить коня. В зимние месяцы посещал начальную школу маленький Никита. Летом он нанимался подпаском к помещице Шаусовой, с утра до позднего вечера бродил со стадом по окрестным лугам. Бабушка Ксения Ивановна говорила Раде, что на коня Сергей Никанорович так и не заработал, а вот она надорвалась, пока без мужа строила избенку. «Потом, – продолжала Ксения Ивановна, – засосала моего шахтерская жизнь, сорвал он нас из деревни на Успенский рудник. Стал шахтером».

Когда Никите исполнилось 15 лет, отец отвел его к управляющему заводом горнорудного машиностроения компании Боссе Вагнеру с просьбой принять сына в ученики слесаря. Так начались трудовые годы Никиты Сергеевича.

В 1959 году во время визита в США Хрущев появился в роскошном зале «Кафе де Пари» в Голливуде на приеме в его честь. Цвет артистической Америки с любопытством его разглядывал.

Отвечая Спиросу Суросу, одному из хозяев студии «XX сенчери Фокс», Хрущев говорил: «Вы хотите знать, кто я такой? Я стал трудиться, как только начал ходить. До 15 лет я пас телят, я пас овец, потом пас коров у помещика. Это все до 15 лет. Потом работал на заводе, хозяевами которого были немцы, потом работал в шахтах, принадлежащих французам. Работал на химических заводах, хозяевами которых были бельгийцы, и вот теперь – премьер-министр великого Советского государства…»

«Мы знали это», – услышал Хрущев реплику из зала. Ему показалось, что в ней сквозила ирония. «А что если и знали, – продолжал Хрущев. – Я не стыжусь своего прошлого. Всякий честный труд, какой бы он ни был, достоин уважения. Грязного труда нет. Грязной может быть только совесть. Всякий честный труд достоин уважения…»

К тому времени, когда Хрущев приехал в Москву учиться в Промышленной академии, он, по его собственному выражению, «успел пройти полный курс шахтерского университета, Кембридж обездоленных людей России»…

Промышленная академия той поры была важной опорой ЦК партии, из нее вышли многие крупные хозяйственные и партийные руководители. В самом начале 30-х годов пришлось, недоучившись, уйти на партийную работу и Хрущеву. Сначала он был избран первым секретарем Краснопресненского райкома Москвы, а затем – Бауманского. В 1935 году стал первым секретарем МК и МГК ВКП(б). Однажды, уже в конце 60-х, я показал Никите Сергеевичу редкую фотографию: Сталин, Орджоникидзе и Хрущев идут по тротуару вдоль Большого Кремлевского дворца. Здание еще не отремонтировано как следует и выглядит обшарпанным. Идут хоть и вместе, но каждый сам по себе. Сталин – вольно, спокойно, в белом полувоенном костюме и черном коротком плаще нараспашку. Орджоникидзе, широкий и мощный в плечах, еще ниже Сталина, кажется почти квадратным. Он в косоворотке, подпоясанной тонким кавказским ремешком. Никита Сергеевич худенький, в черном костюме, в белых парусиновых ботинках, которые в ту пору чистили зубным порошком.

Хрущев долго разглядывал снимок, а потом сказал: «Наверное, это Первое мая 1936 года. Тогда я пошел к Сталину на квартиру, чтобы пригласить его на трибуну Мавзолея».

В те годы, вероятно, как и всю жизнь, Сталин цепко наблюдает за всем, что происходит в столице. Строительство метро, расчистка города от «рухляди минувших веков», реконструкция. Как-то Хрущев доложил Сталину о протестах по поводу сноса старинных зданий. Сталин задумался, а потом ответил: «А вы взрывайте ночью».

Пора строительства метрополитена долго оставалась любимой темой в воспоминаниях Никиты Сергеевича. Чуть ли не ежедневно он начинал рабочий день секретаря горкома партии с посещения самых сложных участков проходки. Спускаясь под землю, он как бы возвращался к дням молодости, к шахтерскому делу. Он очень гордился тем, что вместе с другими метростроевцами был награжден орденом Ленина. Первым орденом в своей жизни.

Многое, в том числе и возвращение Хрущева в Москву в 1949 году, свидетельствовало о том, что Сталин давно и постоянно держал его в поле зрения.

На предвыборном собрании 1937 года в Большом театре Сталин начал свою известную речь с таких слов: «Товарищи, признаться, я не имел намерения выступать, но наш уважаемый Никита Сергеевич, можно сказать, силком притащил меня сюда, на собрание: скажи, говорит, хорошую речь. О чем сказать, какую именно речь?»

Тонкая и вальяжная игра этих «вы» и «ты», как бы равняющая Сталина и Хрущева, была отнюдь не случайной. Сталин в каждое слово вкладывал некий, одному ему известный дополнительный смысл. В данном случае сказанное свидетельствовало о расположении. Через год, в 1938-м, Сталин рекомендует Хрущева на пост первого секретаря ЦК Компартии Украины, его избирают кандидатом, а в 1939-м – членом Политбюро ЦК ВКП(б).