Анна Павлова. Десять лет из жизни звезды русского балета - Харкурт Альджеранов Страница 38

Мы провели целый день, рассматривая пирамиды солнца и луны с их чудесной резьбой. Какая странная страна – такое великолепие и такая нищета. В целом люди мне понравились; конечно, они были ленивыми, но я не мог удержаться от чувства, что они по-прежнему наслаждались жизнью ради жизни и не пытались превратить ее в нечто искусственное, что можно было бы оценить деньгами. Мы наняли в труппу несколько американцев, и им совершенно не нравилось отношение мексиканцев. Оно их просто пугало. Я хорошо помню Луи, который продавал программы и знал наизусть все сюжеты балетов. Он никогда в жизни не выезжал за пределы США, и когда посмотрел на противопожарный занавес в театре, то смог прочесть на нем только одно – объявление о лечении венерических заболеваний. В перерыве мы переходили через дорогу, чтобы выпить пульке в ближайшем баре. Перед тем как выпить, мы вынимали мух из стаканов. Одна стена бара была облицована кафелем, а под ней проходила маленькая канавка. Мы испытали легкий шок, когда пожилая женщина, подняв юбки, использовала приспособление очевидным образом. Мы все много смеялись, главным образом над Луи. Два дня спустя он уехал в Соединенные Штаты – не смог вынести Мексику.

Гуляя по улицам, я научился видеть красоту поблекших красок и ломаных линий. Даже новые здания не могли выдержать сравнения со старыми. «Театро де Беллас Артес» представлял собой великолепное здание белого мрамора, но никто не верил, что оно когда-нибудь будет достроено. Он находился почти в таком же состоянии, как во время прошлого визита Павловой семь лет назад. Ночами в каждом квартале города дежурил полицейский, вооруженный карабином, с фонарем и свистком. Каждую четверть часа он дул в свой свисток, чтобы полицейский из следующего квартала знал, что он на месте. В Мексике нам платили в твердой валюте, единственный раз в жизни, когда мне платили золотом. Поскольку с нами рассчитывались раз в две недели, у меня накопилась довольно значительная сумма, и мне было страшно возвращаться домой, поскольку у меня в карманах приятно позвякивало.

Мехико был полон сюрпризов. Хотя нам обычно предоставляли кое-какую информацию о новых странах перед приездом туда, но обычно все сводилось к самой простой информации о ценах и отелях. Никто не догадался предупредить девушек о том, что в Мексике существует закон, запрещающий молодым женщинам выходить на улицу без сопровождения после определенного времени. Обычно никто не выходил из театра в одиночку, и члены труппы расходились по своим отелям группами. Однажды вечером одна из девушек задержалась в театре, подбирая костюмы, а затем спокойно отправилась домой одна. Несколько мужчин окликали ее по дороге, но она не обращала на них внимания и шла дальше. Вскоре ее остановил полицейский и заговорил с ней, но она не поняла, что он сказал. Потом он перешел на ломаный английский, и тогда она поняла, что он говорит:

– Можно посмотреть вашу лицензию, сеньорита?

– Лицензию?

Сначала она подумала, что он имеет в виду паспорт, но в любом случае она оставила его в отеле. Наконец до нее дошло, что полицейский принял ее за проститутку или по крайней мере за любительницу, работающую неофициально. Он позвал своих коллег, и, подозрительно ее рассмотрев, они заявили, что она должна пройти в полицейский участок. Чем сильнее она сердилась, тем труднее ей было подобрать испанские слова, и так продолжалось до тех пор, пока не появился инспектор участка, изъяснявшийся на вполне сносном английском. Он был английского происхождения и, подобно многим жителям Латинской Америки, носил английское имя – то же самое имя (которое я утаю), как наш маленький корифей. Все закончилось благополучно, и девушка смогла добавить еще одну историю к своему репертуару. Один из управляющих отеля пригласил кое-кого из девушек пообедать в его кабаре за половину цены. Они по наивности приняли приглашение, но Павлова узнала об этом и объяснила им, что к чему.

Думаю, я смог бы провести несколько месяцев в Мексике, просто наблюдая за людьми, любуясь страной и зданиями. Пожалуй, это полностью поглотило бы меня. Но так сложилось, что я приехал туда танцевать. Павлова была особенно добра ко мне во время нашего там пребывания. Я настолько продвинулся, что мне поручили танцевать вместе с ней и Волининым pas de trois Годара, и она все так организовала, что я имел возможность время от времени отдыхать от ансамблевых танцев, поскольку очень уставал от «Восточных впечатлений» и «Русского танца». Еще одним ярким событием сезона стало изучение и исполнение мексиканских танцев. Мы исполняли их перед президентом Мексики, когда он посещал Нью-Йорк в предыдущем году. Автор декораций Могар Бест присутствовал на всех репетициях. Преподаватель, известный нам под именем сеньор Беньон, приехал позаниматься с нами. Его танец был чрезвычайно легким и четким и вдохновлял нас. Его ассистенткой была очень красивая девушка-мексиканка. Когда она исполняла па, Павлова шепнула мне: «Посмотри, Элджи, чтобы я делала все правильно». На одной из этих репетиций Павлова сделала мне большой комплимент – повернувшись к Бесту, она сказала ему:

– Этот мальчик – артист.

– Пока еще нет, мадам, – ответил я.

Она продолжала, обращаясь к Бесту:

– Видите, какой артист.

Я был очень взволнован всем этим.

Пиановский заболел и остался в Соединенных Штатах. Залевский вел классы, но репетиций было немного. Произошло одно странное событие: за несколько дней до того, как мы закончили сезон, нам предложили отрепетировать «Прелюдии» – прекрасный балет Фокина, поставленный на музыку «Симфонических прелюдий» Листа. Мы исполняли его в Нью-Йорке, и Фокин репетировал с нами там, но мы не могли понять, почему нам вдруг предложили его репетировать, если намеревались показать его только во время следующего турне. В действительности его больше никогда не исполняли. Именно во время этого мексиканского сезона Юрок разорился. Неприятная задача – сообщить Павловой о том, что он не сможет заплатить ей, была возложена на молодого менеджера Гарри Миллза. Когда он передал поручение, то испытал облегчение, услышав ответ Павловой:

– Что ж, Юрок платит мне восемь тысяч долларов, а кто-нибудь иной предлагает только пять, так что все в итоге сводится к одному результату.

Последний вечер сезона закончился мексиканскими танцами. В конце шляпы посыпались на сцену, и, казалось, будто мы стоим в них по колени. Павловой, Стюарт и Фриде пришлось собирать их и бросать обратно владельцам, которые в свою очередь аплодировали, когда ловили их, или свистели, когда промахивались. Затем зазвучала мексиканская песня прощания «La Golondrina» ^[61]. Казалось, она звучала вечно, а мы стояли на сцене, пока, наконец, не опустился занавес.

Павлова покинула нас и уехала в Калифорнию, где собиралась делать какие-то экспериментальные фильмы с Дугласом Фербенксом, фрагменты которых сохраняют черты ее гениальности и доставляют массу удовольствия тысячам людей. Один из фильмов попытались сделать с записанным звуком, что было тогда на стадии эксперимента. Теперь он только скрипит, хотя, когда я услышал его во время подготовки фильма «Бессмертный лебедь», нам сказали, что это очень интересный материал с исторической точки зрения. Я почувствовал, насколько экспериментальный характер носили эти фильмы, когда увидел вариацию из «Снежинок», которая исполнялась в костюме из «Кокетства Коломбины». Павлова исполняла ее с такой ритмической точностью, что казалось, будто ты «слышишь» музыку. После танца фильм продолжался, и был восхитительный кадр, где Павлова сказала оператору, что это все. И тогда стало понятно, что, пока она танцевала, музыки не было.