Леонид Шебаршин - Анатолий Житнухин Страница 38

Разрушительные процессы, которые стремительно развивались в стране, уже через год привели Шебаршина к иным выводам, заставили пересмотреть свои взгляды на многие вопросы. В ноябре 1991 года он заканчивает рукопись книги «Рука Москвы» следующими словами:

«Государство, которое когда-то потребовало себе на службу нашу энергию, ум, готовность положить жизни в защиту его интересов, мертво. Этому государству уже ничто не может ни повредить, ни помочь. Оно бросило нас на произвол судьбы, подобно банкроту, промотавшему перед смертью родовое состояние. Новой эпохе мы не нужны. Её деятели с трудом терпят наше существование. Сила инерции ещё приводит в движение весь сложный, создававшийся десятилетиями усилиями десятков тысяч людей механизм, но он уже работает с перебоями, через силу. Он не нужен новой эпохе, ибо создавался он во имя отстаивания независимости, самостоятельности, могущества Отечества.

…Наша служба потребуется России. Когда это время придёт, создавать её нужно будет заново».

…Ещё одним камнем преткновения в КГБ стал вопрос о статусе службы разведки, который до прихода Шебаршина на должность начальника ПГУ не поднимался. На первый взгляд намерения Леонида Владимировича были оправданными. В условиях развязанной «пятой колонной» войны против КГБ СССР, нацеленной на полное уничтожение органов госбезопасности, такой шаг, по мнению Шебаршина, позволил бы вывести разведку из-под удара. Однако при этом он не учитывал главного: обеспечение безопасности государства — вопрос сложный и может решаться только на комплексной основе, когда руководство всеми направлениями и участками этой исключительно важной работы строго централизованно, а все службы, тесно взаимодействующие между собой, представляют единое целое. Позволить противнику ослабить это единство, вычленить из работы хотя бы одно направление, тем более такое важное, как разведка, — значит стать на путь уступок противнику, ведущий в конечном счёте если не к уничтожению, то к полной трансформации органов, которые будут вынуждены прикрывать страну дырявым щитом и размахивать деревянным мечом.

Вот что в связи с позицией Шебаршина вспоминает В. М. Прилуков, занимавший в то время должность заместителя председателя КГБ СССР — начальника Управления КГБ по Москве и Московской области:

«Моё первое знакомство с Леонидом Владимировичем произошло совершенно естественно, на заседании очередной коллегии КГБ СССР, где-то в июне или июле 1991 года.

В конце заседания коллегии Крючков обратился к присутствующим с просьбой обменяться мнениями по поводу предложения Шебаршина о выделении разведки (ПГУ) из структуры Комитета госбезопасности с предоставлением ей полной самостоятельности, в частности возможности информировать о результатах разведывательной деятельности руководящие органы власти, партийные и советские вышестоящие инстанции, минуя руководство КГБ СССР. Мотивация предложения была довольно проста: специфика разведывательно-оперативной деятельности, удалённость институтов разведки, её непричастность, по мнению Шебаршина, к так называемым „репрессиям тридцать седьмого года“, вследствие чего разведку следовало оградить от оголтелой критики правых сил.

Обсуждение этого вопроса было весьма кратким, выступающих было немного. Опираясь на опыт работы в Ленинградском и Московском управлениях КГБ СССР, в составе которых наряду с другими оперативными подразделениями активно работали разведывательные службы, я не поддержал инициативу Леонида Владимировича (кстати, как и подавляющее большинство руководителей, присутствовавших на заседании коллегии). Суть моего выступления состояла в следующем: успехи в борьбе с противником бывают гораздо эффективнее, если все оперативные, чекистские силы собраны в один кулак, если работа идёт в едином сплочённом коллективе профессионалов-единомышленников. При этом значительно экономятся и финансовые затраты.

Помню, расходились мы после заседания коллегии в обычном, спокойном состоянии, но простился тогда со мной Леонид Владимирович довольно прохладно. Но мы уже тогда проявили интерес друг к другу, что и определило нашу дальнейшую судьбу и совместную, весьма дружную работу в одном коллективе ветеранов-чекистов после нашего увольнения из КГБ».

Как бы потом ни развивались события, у нас есть основания полагать, что тогда, в обстановке политического разброда, царившего в стране, перспективы разведки как части системы государственной безопасности были немыслимы в отрыве от КГБ.

«Можно ли было разведке не ориентироваться на КГБ и пойти своим путём? — задаётся вопросом Леонид Владимирович. — В условиях, существовавших в КГБ до августа 1991 года, это было бы расценено как мятеж. Я — не политик, а офицер разведки. Я шёл с большинством. Иллюзий по поводу перспективности этого пути не было. Своими тревогами и сомнениями я делился с коллегами в руководстве комитета и лично с Крючковым. На меня стали посматривать косо, как на потенциального „демократа“. Это было далеко от истины».

Шебаршин сетует, что ему приходится сдерживать «сепаратистские» настроения, охватившие ПГУ. Но общая ситуация в стране становится всё сложнее, и он прекрасно понимает, что этот вопрос нельзя больше ставить в повестку дня. «Если вывести разведку из КГБ или даже затеять обсуждение этой проблемы, — считает он, — комитет начнёт разваливаться и утратит свою и без того ограниченную работоспособность. Это будет тяжёлым ударом для нашей стороны в политическом противоборстве. Несмотря на свою неприязнь к Горбачёву и разочарование в партийных вождях, я всё же твёрдо стою на „нашей“ стороне. Противоположная, рвущаяся к власти сторона меня просто-напросто пугает».

Можно ли было упрекать Шебаршина в чрезмерной близости к «демократическим» кругам, в предрасположенности к идеям, за которыми скрывались цели, далёкие от интересов страны и народа? Вот что думает об этом сам герой книги:

«Мнения коллег в руководстве КГБ относительно моих симпатий к „демократам“ были не вполне обоснованны. С большей долей уверенности меня можно было обвинять в антипатии к консерваторам, черпавшим политическое вдохновение из прошлого».

В этих словах Леонида Владимировича ощущается беспокойство, на которое, очевидно, всё же были какие-то причины.

И ещё одну тревожащую его мысль высказывал Шебаршин: председатель КГБ всё чаще проявлял непонятное раздражение, когда разговаривал с ним. Иногда между ними вспыхивали телефонные перепалки по пустякам. При этом Шебаршин подчёркивает: «Крючков никогда не допускает грубости, однако резкость его тона мимо меня не проходит. Вполне возможно, что меня заносит, я слишком свыкся с ролью начальника разведки, слишком явно начал отстаивать её самостоятельность и автономность. Может быть…»

…Мы и не заметили, как отвлеклись от рассказа об одном рабочем дне нашего героя. Напомним, что оставили мы Шебаршина в его кабинете, где он проводил совещание по проблемам, поднятым накануне председателем КГБ В. А. Крючковым. Впрочем, многие из вопросов, обсуждавшихся тогда начальником ПГУ с коллегами, мы как раз и затронули в этой главе.

Обратим внимание читателя на одну характерную особенность того совещания, которую отмечает в своих воспоминаниях Леонид Владимирович. Профессиональные разведчики, пишет он, говорят обычно коротко и ясно. Но в тот день редкий из них удерживался от сжатой оценки обстановки: