Близкие люди. Мемуары великих на фоне семьи. Горький, Вертинский, Миронов и другие - Игорь Оболенский Страница 38

* * *

А Леонида Ильича я увидела, когда мне было лет пять. Но по-настоящему мы познакомились в Магнитогорске, куда он приезжал по делам как первый секретарь ЦК компартии Казахстана. Мне тогда было уже 10 лет. Леонид Ильич был таким красивым мужчиной, что я даже спросила маму, почему она не вышла за него замуж.

Когда дядя стал расти в должностях, мама поменяла мою фамилию на отцовскую. И я стала Брежневой. Хотя при этом мама очень боялась, что из меня станут делать принцессу.

В общем-то, так оно и произошло. Правда, в своей знаменитой семье я была, скорее, на положении Золушки. Но у меня хорошая закваска и пребывание под сенью дядиного могущества меня не испортило.

Мама не отпускала меня в Москву, они долго вели с отцом переговоры. Леонид Ильич к тому времени был уже очень большим человеком в стране и хотел, чтобы все его родственники тоже перебрались в столицу. Я приехала сюда впервые в марте 1964 года. На разведку. Такая вся провинциальная, скромная, наивная, заранее всех обожающая. И я благодарна отцу за то, что он показал мне этот город с самых положительных сторон. Отрицательные я узнала сама, когда стала здесь жить.

Отец поселил меня в номере «люкс» гостиницы «Москва». Потом я поняла, что его сняли не столько для меня, сколько для того, чтобы вести там секретные переговоры с секретарями обкомов. Папа помогал брату в организации заговора по свержению Хрущева. Они шушукались, пили коньячок. А потом мы все вместе отправлялись в гостиничный ресторан на 7-м этаже, где за отцом был закреплен отдельный столик. Мы с папой были помешаны на домашней лапше и котлетах по-киевски. Нас в ресторане принимали, наверное, за ненормальных.

Во взрослые разговоры я не вникала, мне это было совсем не интересно. Я, как и все девчонки, мечтала стать актрисой. И отец, у которого одно время был роман с Екатериной Фурцевой (министром культуры СССР. — Примеч. И.О.), взялся устроить меня во ВГИК.

Екатерину Алексеевну мы застали на одной из загородных дач. Министр культуры лежала, свернувшись калачиком, на садовой скамейке. Когда папа ее разбудил, Фурцева кинулась к нему целоваться, приговаривая, что вопрос о моем поступлении уже решен и я завтра же стану сниматься в главной роли у Бондарчука. Больше к вопросу о моем актерстве мы не возвращались. Было решено отдать меня в институт иностранных языков.

Поступала я очень интересно. На экзаменах на меня смотрели, затаив дыхание, и дрожащей рукой ставили пятерки. Никто даже не слушал ту чушь, которую я несла. Экзаменаторы мечтали только о том, чтобы я поскорее убралась из аудитории. По идее, меня подобное отношение должно было бы радовать. Но я сразу поняла, чем за все придется платить.

Когда отец первый раз привез меня в институт, я попросила его оставить машину подальше от входа, чтобы никто не видел. В коридоре, как сейчас помню, стояли девочки. Я скромно подползла, такая вся провинциалка, и вдруг слышу как одна студентка с придыханием говорит: «Знаете, мы будем учиться с племянницей самого товарища Брежнева». Меня всегда убивало, что меня воспринимали лишь как племянницу Брежнева.

Так же произошло и с моим отцом. К нему было прибито клеймо «брат Брежнева». Он с этим жил, и с этим умер.

Как-то папа сказал: «Я всю жизнь носил обноски (дядя Леня был на 7 лет старше) после брата. И так из них и не вырос».

* * *

Отец был хорошим, милым, замечательным человеком, таким же как Леонид Ильич. Много лет проработал на металлургическом комбинате, был начальником цеха. Ходил в кепке, брезентовых штанах, и все знали его как Яшу. Когда Леонид Ильич стал большим человеком, он перевел брата в столицу.

Отца — как же, брат самого Брежнева — тут же устроили в Комитет по науке и технике, которым руководил Гвишиани, зять Косыгина. Он был назначен заведующим отделением. Первое время папа почти плакал, говорил, что не понимает, чем ему надо заниматься. Потом его перевели в министерство черной и цветной металлурги.

С ним сразу же все захотели познакомится, он стал вести бурную светскую жизнь, ходить в рестораны. В общем, пошло-поехало, и он начал спиваться.

Я тоже попала в довольно-таки незавидную ситуацию. С одной стороны, меня воспринимали как племянницу генсека. Но с другой стороны, его семья меня не принимала. Делала вид, что меня нет. А ведь каждому человеку неприятно, когда она него плюют. В особенности, если плюют сверху. А дядина семья поступала со мной именно так. Леонид Ильич пытался меня защитить, но куда там…

У отца с мамой даже был уговор, чтобы я общалась с дядей, а с его семьей ни в какие отношения не вступала. Я так и делала, да и с их стороны особой прыти наладить контакт не проявлялось.

Папу это очень расстраивало. Он даже плакал иногда: «Как же так, мою мурзилку обижают!». Но простим им это…

* * *

Жили они в основном на дачах. Одна была в Завидово, другая — на Рублевском шоссе. Очень скромные, надо сказать.

Виктория Петровна — дядина жена — сделала все, чтобы оттолкнуть нас с отцом от Леонида Ильича, и нагнала своих родственников. Мы с отцом последние годы ходили к дяде в его кабинет на Старой площади. Он был под номером шесть. И я всегда у отца спрашивала, как там дела в палате номер шесть. Папа очень злился.

В Москве у Брежневых была специальная однокомнатная квартира, в которой Виктория Петровна хранила подарки, полученные Леонидом Ильичом от разных стран. Как-то она, непонятно зачем, взяла с собой на ту квартиру отца. Он рассказывал мне, что на полу стояли коробки, на которых были написаны имена детей и внуков генсека.

«Первая леди» не ладила с братом мужа. Во время их очередной ссоры отец в сердцах сказал: «Дурак я, что не дал тогда Леониду отрубить ей башку».

Оказывается, как-то во время войны Виктория Петровна устроила мужу скандал из-за своего якобы чересчур скромного гардероба. Леонид Ильич в ответ на ее сетования молча сгреб все платья в одну охапку и топором изрубил на мелкие кусочки.

Когда у меня закрутился роман с немцем, дядю стало от меня «колотить». С Хельмутом, слушателем военной академии, мы встретились в квартире знаменитого кинорежиссера Романа Кармена.

Это была любовь с первого взгляда. В тот вечер в гостях у Кармена находилось много знаменитых людей. Актер Николай Черкасов предложил устроить тест на интеллект. Я пыталась отказаться, так как была невысокого мнения о себе и попросту боялась опростоволоситься. Но Черкасов настоял на своем. Хельмут тоже прошел тест. И представляете, наши с ним результаты были одинаковы!

Мы стали встречаться. Но сверху, видимо, была дана команда — остановить наш роман. Поначалу я стала замечать, что во время моего отсутствия в моей комнате кто-то бывает, у меня стали пропадать вещи и письма. А потом кагэбэшники и вовсе перестали стесняться.

Однажды меня вызвали на допрос и прямо сказали, что я должна прекратить общение со «своим фашистом». Я попыталась намекнуть, кто мой дядя и заявила, что генеральный секретарь очень любит свою племянницу. В ответ мне засмеялись прямо в лицо и намекнули, что очень часто подобные встречи заканчиваются самоубийством допрашиваемых. Это уже было чересчур!